Рассуждение как тип речи функционирует в текстах в виде нескольких разновидностей, среди которых особое место (как ядерный компонент поля рассуждения. - Трошева 1996) занимает подтип, называемый некоторыми авторами "собственно рассуждением” (Цветкова 1983) и структурно представляющий собой последовательность предложений от суждений-посылок к суждению-заключению. На примере данного подтипа речи рассмотрим особенности смысловой структуры и средств выражения рассуждения в научной и художественной прозе и проследим эволюцию названной разновидности рассуждения как стереотипной речевой единицы в текстах ХVIII-ХХ вв. (материал исследования - монографии, статьи и учебники по физике и геологии и художественные произведения жанра повести).

Для современной научной речи, логически четкой и поэтому наглядно демонстрирующей инвариантные черты смысловой структуры рассуждения, типичны объемные построения, в которых суждения вытекают одно из другого и логическая связь между ними (причинно-следственная или условно-следственная) подчеркивается с помощью специальных лексико-грамматических средств. Например:

"Под действием электромагнитной волны атом с равной вероятностью может перейти как в более высокое, так и в более низкое энергетическое состояние... В первом случае волна будет ослабляться, во втором усиливаться. Если парамагнетик находится в тепловом равновесии, атомы распределяются по подуровням в соответствии с законом Больцмана... Следовательно, число атомов, находящихся в состоянии с меньшей энергией, превышает число атомов, находящихся в состоянии с большей энергией. Поэтому переходы, происходящие с увеличением энергии атомов, будут преобладать над переходами, происходящими с уменьшением энергии. В итоге интенсивность волны будет уменьшаться - парамагнетик поглощает электромагнитное излучение, в результате чего он нагревается.

Из сказанного вытекает, что электронный парамагнитный резонанс представляет собой избирательное поглощение энергии радиочастотного поля в парамагнитных веществах, находящихся в постоянном магнитном поле" (Савельев 1982: 125-126).

Как видим, рассуждение, занимающее два абзаца и состоящее из семи предложений, выстроено строго логически, как цепь взаимообусловленных суждений, итоговое из которых выделено в самостоятельный абзац. Иная картина наблюдалась в ХVIII в., на ранней стадии существования научного стиля. В текстах этого времени доминировали небольшие по объему рассуждения, например:

"Теплота расширяет воздух, но как не везде она может быть равномерна по разности положения стран, то и расширение не будет равно, а следовательно равновесия не будет" (Гиларовский 1793: 82); "О величине предметов судим мы по углам зрения, как выше сказано, а тангенсы углов зрения содержатся обратно как расстояния. Следственно тем предмет кажется большим, чем он ближе" (Гиларовский 1793: 284).

Имеются некоторые различия структурно-смысловой организации рассуждения в текстах разных отраслей науки.

В работах по геологии всех периодов, включая современный, преоб­ладают рассуждения минимального объема, вкрапленные в описание, - сокращенные умозаключения, состоящие из двух суждений:

"Сии камни весьма тверды, следовательно и глянец в лощении принимают на себя преизрядный" (Урусов 1780: 89); "В областях устойчивого опускания происходит накопление осадков, поэтому кора выветривания в них не образуется" (Логвиненко 1984: 26).

В трудах по физике ХVIII - первой половины ХIХ в., в отличие от текстов по геологии, встречается немало объемных рассуждений, но и они далеко не всегда представляют собой развернутую цепь суждений. Приведем для примера типичное рассуждение, которое, несмотря на большую текстовую протяженность, имеет элементарную структуру: перечень результатов опытов и вывод, основанный на этих результатах. Сложное построение, оформленное длинным (135 слов) предложением, имеет, таким образом, только два смысловых компонента, связанных отношениями логического следования, что находит отражение и в его синтаксической структуре - "Поелику ... то...". Описание результатов опытов содержится в четырех изъяснительных придаточных предложениях, соподчиненных причинной придаточной части:

"И так, поелику опыты, деланные мною над трясением чистой и сухой ртути в водотворном, угольном и удушливом газах, показывали, что при некоторых из них вовсе не являлся электрический свет; что при других из них явления его продолжались только дотоле, пока не разрешилась ртутью частица кислотворного газа, находившегося в смешении с упомянутыми газами; что, по окончании сего химического действия, не можно уже было приметить электрического света, при трясении той же ртути в тех же самых сосудцах иногда чрез целый час; и что напротив, по впущении в сии же сосудцы атмосферного воздуха, опять начинал оказываться электрический свет при трясении прежней ртути; то, основываясь на следствиях всех сих опытов, должно, кажется, сделать из оных такое заключение, что, и при действии обыкновенных электрических машин, электрический свет происходит от разрешения кислотворного газа, как составной части атмосферного воздуха, посредством известных амальгам" (Петров 1804: 271-272).

Средства выражения собственно рассуждения в научных текстах сложи­лись в основном уже в ХVIII в.

Так, традиционным средством оформления рассуждения является сложноподчиненное предложение с препозитивной придаточной частью причины (союзы так как, поскольку и др., в ХVIII в. - поелику, как, понеже), условия (во все периоды - если; в ХVIII в., кроме того, - естьли/естли; в ХVIII и первой половине ХIХ в. - ежели), постпозитивной придаточной следствия (в ХVIII-ХХ вв. союз так что) и присоединительной (отчего, почему, в ХХ в. - в результате чего, благодаря чему, в связи с чем и др.). В ХVIII и начале ХIХ в. существовал, правда, и способ выражения рассуждения, не встречающийся в более поздних текстах: конструкции без причинного или условного союза, но с коррелятом то; например: "Сколько бы сосуды фигурою ни были различны, но только бы они имели одно основание и одну высоту, то давление на их дно всегда бывает одинаково" (Гиларовский 1793: 135). Использование коррелята обеспечивало высокую степень синтаксического синтетизма.

Стандартным средством оформления выводного суждения в научных текстах всех периодов являются вводные слова следовательно, итак, таким образом. Высокоупотребительны также наречия со значением следствия, вывода поэтому, потому, отсюда. Итоговое суждение может вводиться и специальной конструкцией с каузальными лексемами:

 "Из сего необходимо заключить должно..." (Урусов 1780: 112); "...И я из сего заключаю, что..." (Севергин 1795: 76); "...А из сего явствует, что..." (Захаров 1804: 173); "...Из сего более ничего не следует, как только то, что..." (Захаров 1804: 46); "Из записанного закона следует, что..." (Гегузин 1979: 97); "Это сходство дает основание предположить, что..." (Савельев 1982: 99).

Таким образом, в научных произведениях сложился стереотип рассуж­дения, основанного на строгих логических правилах построения текста, снабженного системой логических маркеров и обнаруживающего в своей структуре в первую очередь инвариантные параметры рассуждения как текстовой единицы, соответствующей умозаключению.

Эволюция способов выражения рассуждения в научной речи заключа­ется в тенденции к большей их стандартизованности, более четкой и точной передаче логической взаимосвязи структурно-семантических частей рас­суждения, членению на самостоятельные предложения, соответствующие этим частям.

Стереотипная модель рассуждения обнаруживается в текстах всех функциональных стилей, и это обусловлено необходимостью выражения в речи, в самых разных сферах общения, универсального содержания - причинно-следственных связей между явлениями. Стереотипность обнару­жи­вается в том числе и в художественной речи, где она прогнозируема в наименьшей степени, поскольку само понятие художественности ассоци­ируется с разрушением стереотипов. Процесс движения мысли от причины (условия) к следствию, фиксируемый в художественном тексте, имеет в основе ту же когнитивную модель, что и в научном стиле.

В художественных текстах, в частности текстах повестей ХVIII в., сте­­­­реотипная модель собственно рассуж­дения имела два основных варианта языкового наполнения: 1) сложно­подчиненные предложения с пре­позитивной условной или причинной придаточной частью или постпозитивной следственной; 2) сложносо­чиненные предложения с союзным аналогом типа потому, таким образом:

1) "...Ежели он (читатель. - Т.Т.) великодушен, то, конечно, простит слабость сию двум молодым друзьям” (Чулков 1989: 253); "А как известно, что в древние времена черти были великие смельчаки и непосредственные нахалы, то некто из оных для разгулки замешался в сие дело, начал дурно и кончил нехорошо, что покажет и последование” (Чулков 1989: 252); "Воображение о приближении совершенного благополучия разлило веселие по всему лицу моему, так что жених мой был вне себя от восхищения” (Новиков 1989: 433);

2) "Ей казалось, что любезный призрак, который ночью и днем прельщал ее воображение, был не что иное, как образ сего молодого человека, - и пото­­му она смотрела на него как на своего милого знакомца” (Карамзин 1985: 29).

Зафиксированные нами в текстах ХVIII в. собственно рассуждения имели в подавляющем большинстве случаев элементарную структуру - два взаимосвязанных звена (как в приведенных выше примерах), значительно реже в этот период встречаются случаи трехзвенных рассуждений:

"Но (1) как добродушные люди навсегда бывают недолговечны, (2) то и он скончался, (3) и я осталась на осьмом году от рождения при матушке...” (Новиков 1989: 420); "... (1) По смерти родителя она осталась над всем имением полною госпожою, - (2) следственно, что захочет уделить мне на приданое, тем и должна я быть довольною, (3) почему на произносимые ею слова отходила только низкими поклонами” (Новиков 1989: 423).

Если в этот период в художественном произведении возникали рас­суждения большого объема, то не вследствие усложнения структуры собственно рассуждения, а за счет взаимодействия последнего с другими аргументативными подтипами речи - обоснованием или объяснением. Например:

"По крайней мере, я люблю сии времена; люблю на быстрых крыльях воображения летать в их отдаленную мрачность, под сению давно истлевших вязов искать брадатых моих предков, беседовать с ними о приключениях древности, о характере славного народа русского и с нежностью целовать ручки у моих прабабушек, которые не могут насмотреться на своего почтительного правнука, не могут наговориться со мною, надивиться моему разуму, потому что я, рассуждая с ними о старых и новых модах, всегда отдаю преимущество их подкапкам и шубейкам перед нынешними ... нарядами, блистающими на московских красавицах в конце осьмого-надесять века. Таким образом (конечно, понятным для всех читателей), старая Русь известна мне более, нежели многим из моих сограждан...” (Карамзин 1985: 19).

Приведенный фрагмент текста по форме напоминает рассуждение, функционирующее в научной речи: он завершается специально офор­мленным выводом ("Таким образом...”). Рассмотрим это пространное рассуждение подробнее. Оно характеризуется типичным для второй половины ХVIII в. усложненным синтаксисом. Первая композиционная часть рассуждения выражена одним сложным предложением, состоящим из 96 слов. Однако это длинное предложение не содержит, как свойственно рассуждениям в научной речи, цепочки вытекающих одно из другого суждений, предваряющих вывод. Оно обладает большой протяженностью по другим причинам - за счет многословного описания и находящегося внутри описания объяснения, введенного союзом потому что. Вывод содержательно отнюдь не следует из посылок. Воображаемые путешествия автора не означают сами по себе того, что он знаком с историей страны в большей степени, чем его сограждане. И автор, конечно, понимает, что не приводит всех необходимых оснований для данного вывода (естественно, что это и не требуется в художественном тексте), иначе ему не понадобилась бы специальная оговорка в скобках.

Анализ художественных текстов свидетельствует о том, что функция собственно рассуждения  (выведение нового суждения) модифицируется здесь как подведение читателя к тому или иному суждению, и необязательно - путем строгой логики. Эта функция рассуждения, прежде всего большого по протяженности, характерна для произведений всех периодов.

Рассмотрев особенности структурно-смысловой организации рас­суждения в художественных текстах ХVIII в., перейдем к следующим хро­нологическим "срезам”. В первой половине ХIХ в. (исследовались тексты 30-40-х гг.) основные способы выражения собственно рассуждения остались прежними. Это 1) сложноподчиненные предложения; 2) сложносочиненные предложения; а кроме того, - вследствие тенденции к расчлененности высказывания (аналитизму в синтаксисе) - 3) бессоюзные соединения самостоятельных предложений и 4) парцеллированные конструкции:

1) "Если бы соразмерно его рвению давали ему награды, он, к изумлению своему, может быть, даже попал бы в статские советники...” (Гоголь 1977: 119); "Начали поздравлять его, приветствовать, так что тот сначала только улыбался, а потом сделалось ему даже стыдно” (Гоголь 1977: 130);

2) "Телега была нагружена перинами, подушками, девками, овсом и бог весть чем, а потому большая часть узлов и мешков, вылетевших из кареты мановением руки Ивана Павловича, поступили на временное попечение того, кто сидел на запятках” (Даль 1983: 261); "Один подавал, другой принимал, ставил все тут же и убегал в другую сторону, и, таким образом, дверь была загорожена” (Даль 1983: 266);

3) "Находился я в мелком чине, ехал на перекладных и платил прогоны за две лошади. Вследствие сего смотрители со мною не церемонились...” (Пушкин 1978: 40);

4) "Поутру рано отправился он к частному; но сказали, что он спит;.. он в обеденное время - но писаря в прихожей никак не хотели пустить его и хотели непременно узнать, за каким делом и какая надобность привела и что такое случилось. Так что наконец Акакий Акакиевич раз в жизни захотел показать характер...” (Гоголь 1977: 134-135).

В художественных текстах первой половины ХIХ в. употребляются и трехзвенные рассуждения:

"(1) Если же дело было очень затруднительно, (2) то он даже имел обыкновение совсем не оканчивать фразы, (3) так что весьма часто, начавши речь словами: "Это, право, совершенно того...”, а потом уже и ничего не было, и сам он позабывал, думая, что все уже выговорил” (Гоголь 1977: 123); "(1) Так как церковь была в Алексеевке, (2) то Игривый встречал ее там нередко, говорил с нею, стараясь ее успокоить и вразумить и поселить в ней веру и смирение вместо овладевшего ею отчаянья; (3) таким образом,.. узнал он ее ближе и оценил все природные достоинства этой женщины” (Даль 1983: 304-305).

Во второй половине ХIХ в. (анализу подвергались тексты 80-90-х гг.) наи­более частотным способом выражения рассуждения остается сложно­под­чиненное предложение:

"Я сидел наискоски и, так как поезд стоял, мог в те минуты, когда никто не проходил, слышать урывками их разговор” (Толстой 1986: 84); "Густые ветви частым, темным кружевом закрывали окна, и солнце сквозь эту завесу с трудом, раздробленными лучами проникало в маленькие комнаты, тесно заставленные разнообразной мебелью и большими сундуками, отчего в комнатах всегда царил строгий полумрак” (Горький 1979: 16).

Вторым по частоте употребления способом является в это время, как и прежде, сложносочиненное предложение:

"Читать было темно, и потому я закрыл глаза и притворился, что хочу заснуть” (Толстой 1986: 92).

В ХХ в. (80-90-е гг.) высокочастотным способом экспликации собственно рассуждения по-прежнему является сложноподчиненное предложение. На­при­мер:

"Если я не приезжаю, он звонит и рассказывает мне сон по телефону” (Маканин 1988: 221); "Оказывается, ее школьный приятель ... попал в бытовую неприятность (что-то там с получением паспорта), дело обострилось взаимно-грубым разговором в отделении милиции, так что необходимо теперь его ... как-то выручать...” (Маканин 1988: 223); "Мама поднялась, закурила "беломорину”, глубоко затянулась, отчего щеки ее запали, глаза сощурились, в уголках глаз собрались морщинки...” (Горышин 1991: 97).

В художетсвенных текстах в большей степени, чем в предыдущие периоды, распространена парцелляция (в научных текстах наблюдается обратная тенденция - сокращение числа парцеллированных конструкций как не соответствующих требованию жесткой связности научного изложения. - Трошева 1992):

"Со временем им уже стало нужно, чтобы он отставал. Так что неудивительно, что шли они легко и скоро и что он никак не мог их догнать...” (Маканин 1988: 228).

В ХХ в. широкоупотребительным средством выражения причинно-следственных и условно-следственных отношений стали бессоюзные предложения, т.е., в отличие от научной речи, имплицитный способ передачи ло­ги­ческой связи между суждениями (в примерах подчеркнута выводная часть рассуждения):

"Я был студентом одного из технических московских вузов и как все, приехавшие с Урала, мучился ностальгией, - неудивительно, что иногда хотелось, чтобы вокруг стали горы и подступающие к ним степи” (Маканин 1988: 229); "Сумел понравиться ему (больному. - Т.Т.), завоевать доверие - добрая доля успеха обеспечена” (Грекова 1987: 73).

В ХХ в. произошло изменение в характере оформляющих итоговую часть рассуждения вводных слов. Почти перестали употребляться слова, которые несут на себе печать научного стиля, - таким образом, следовательно, итак, активно функционировавшие в художественных текстах прежних времен (с ХVIII в.). Наиболее частотным в современных произведениях стало, по нашим материалам, более нейтральное слово значит:

"Краем сознания услышала: "Шейка, открытый, осколочный”. Значит, случилось худшее...” (Грекова, 98).

В ХХ в. в художественных текстах стали активно функционировать большие по протяженности рассуждения. Однако, в отличие от рассуждений научной речи, они не представляют собой цепи жестко связанных между собой звеньев, а передают в свободной манере размышление автора на волнующую его тему. Приведем пример:

"Наверняка Клавдия Васильевна тоже брала эти рубли, но кто ее за это осудит?

Если бы только рубли! Как известно, медицинская помощь у нас бесплатная. Но там и сям сквозь эту бесплатность просачиваются ручейки платности. Ручей­­ки, а то и реки... Люди охотно платят за лечение, лишь бы помогло. Платные поли­кли­ники переполнены, записаться трудно. Подолгу стоят в очереди, записыва­ются. Как за дефицитом. С чего бы это, если в районной поликлинике прием бесплатный? А вот поди ж ты. Кажется больным, что за плату лучше будут лечить. А внутри самих платных поликлиник - еще своя, сверхплатная индустрия частных услуг. За особую плату вне очереди.

Потребность, значит, есть у людей - заплатить за то, что бесплатно?

Плоха не сама по себе плата. Плохо то, что ее получение - в обход закона. Своего рода преступление... "Занимается частной практикой”, - говорят о враче с осуждением. Может быть, стоило бы снять это клеймо?” (Грекова 1987: 101).

Основные суждения, выраженные в этом тексте, кратко можно сформу­лировать следующим образом: медицинские работники берут с больных деньги; бесплатная медицина не устраивает больных. Вывод: стóит узако­нить платные медицинские услуги. Однако авторское рассуждение разворачивается не по строгим правилам логики. Оно прерывается эмоци­ональными восклицаниями и вопросами, паузами, порождающими в тексте многочисленную парцелляцию, многоточиями, передающими незавер­шенность мысли. Вывод, что весьма характерно для художественных текстов и совершенно нетипично для научных, сформулирован в виде вопроса. Конечная цель ученого - ответить на вопрос, художника - часто хотя бы задать его читателям.

Свободная манера рассуждения беллетристов порождает в тексте произведения индивидуальные, сложные, не поддающиеся систематизации взаимодействия типов речи. Приведем пример, типичный для современной художественной прозы. В пяти абзацах текста обнаруживается синтез всех функционирующих в художественной речи разновидностей рассуждения: собственно рассуждения, подтверждения, опровержения, объяснения и обоснования:

"Правды, только правды просила больная у своего врача, и в этой правде ей было отказано. Имеет же право человек приготовиться к смерти? Имеет. Когда-то умирающих больных соборовали, причащали. Готовили к переходу в иной мир. Теперь только казенная бодрость...

Правда. Правда... Нужна ли человеку такая правда? Одному нужна, другому - нет. Самые сильные духом готовы выслушать правду. Другим это только кажется, просят сказать им правду, а сами в глубине души хитрят, ждут обмана. Тянутся к надежде, пускай призрачной. Может быть, права традиционная врачебная этика: всегда скрывать?

Нет, бывают исключения. Где-то незадолго перед тем читала "скорбный лист” болезни Пушкина, историю его последних страдальческих дней. По тем вре­менам, при тогдашнем состоянии медицины рана была безусловно смертельной. Врачи не скрыли этого от Пушкина. Ставился вопрос: правильно ли они сделали? И давался ответ: правильно. Потому что это был Пушкин, человек исключи­тельной силы духа.

Значит, Пушкину можно было сказать правду, а старухе Быковой - нет? Несправедливо.

Иной бодрячок спросит: для чего ей нужна была правда? Распорядиться нехитрым своим достоянием? Пальто с норковым воротником? Витая ложечка? Экие пустяки! Нет, не пустяки. Уважение к вещам не вещизм. Вещизм - от изобилия, уважение к вещам - от трудовой жизни. Уважают не вещи, а вложенный в них труд. Да, надо было, надо сказать бабе Мане правду. И нечего себя утешать, что она все равно не успела бы "распорядиться”. Может быть, именно это помогло бы ей продержаться подольше. Формальности, подписи... Все-таки при деле” (Грекова 1987: 83).

В приведенном примере причинно-следственная связь, реализующая собственно рассуждение, объединяет весь фрагмент и обнару­жива­ет себя в выводных суждениях четвертого абзаца (предложение-суждение с вводным словом значит) и пятого (итоговое суждение всего рассуждения: "Да, надо было ... сказать ... правду”). Подтверждение присутствует в первом и втором абзацах как подкрепление аргументами гипотетических суждений о том, что 1) человек имеет право приготовиться к смерти, 2) силь­ному духом человеку нужна такая правда. Подтверждение собственных мыслей сопровождается опровержением не разделя­емых автором мнений: 1) традиционной точки зрения медиков (приведенной во втором абзаце), что правду о смерти всегда надо скрывать от больного; 2) высказывания предполагаемого оппонента ("бодрячка”) о несуще­ственности материальной стороны вопроса (пятый абзац). При этом первое опровержение включает объяснение факта, приведенного в качестве аргумента (парцеллированное причинное предложение в третьем абзаце), а в речи, приписываемой оппоненту, содержится обоснование его точки зрения. Окончательный вывод собственно рассуждения о том, что на­до было сказать больной правду, имеет в постпозиции дополнительное обоснование, которое и завершает фрагмент.

Обобщая результаты проведенного исследования, отметим, что уже во второй половине ХVIII в. собственно рассуждение характеризуется в научных и художественных произведениях регулярным употреблением. В этот период преобладающими являются рассуждения минимального объема, выраженные одним сложным предложением, но постепенно возрастает и в современных текстах становится значительным число пространных аргументативных построений, занимающих несколько абзацев.

По мере эволюции средств выражения рассуждения в русском литературном языке ХVIII-ХХ вв. более существенными становятся различия между функционально-стилевыми вариантами рассуждения.

Синтаксические средства рассуждения в художественной речи передают его экспрессивность в этой сфере. Типичными для современного рассуж­дения являются здесь восклицательные и вопросительные предложения, парцелляция. Незавершенность и фрагментарность аргумен­та­ции подчерки­ва­­ется посредством многоточия. Средства связи компози­ционных частей рас­суж­­дения в художественном произведении стилисти­чески многообраз­нее, чем в научном. Возрастает имплицитность логичес­ких отношений в художественном тексте.

Структура развернутого рассуждения в художественном произведении значительно менее стандартизована, чем в научном. Это свободное размы­шление, в котором каузальная связь между суждениями в целом просле­живается, но не объединяет их жестким логическим стержнем (в чем находят отражение особенности художественного типа мышления с его ассоциа­тивным компонентом, эмоциональным фоном и другими призна­ками, отличающими мышление художника от понятийно-логического мышления ученого).

Если в научных текстах на протяжении исследуемого отрезка времени действует тенденция к большей стереотипизации рассуждения, то в художественной речи, напротив, усиливается процесс преодоления сте­реотипов, проявляющийся в значительных отступлениях от инвариантной модели рассуждения (инвариантной не только для литературного языка в целом, но и - на более низком уровне абстракции - для данного функци­онального стиля) в соответствии с индивидуальной стилистикой автора. В результате расширения парадигмы средств передачи причинно-следственных отношений в художественном тексте, активизации приемов построения рассуждения, отличных от сложившихся ранее образцов, происходит уточнение, расширение и самого содержания понятия функционально-стилевого стереотипа рассуждения применительно к художественным произведениям. Функционально-стилевой инвариант - понятие динами­ческое, исторически меняющееся. Разрушения стереотипов не происходит вследствие неизменности, типичности выражаемых собственно рассуждением смысловых отношений. Но постоянный процесс преодоления стереотипов является одновременно процессом формирования новых черт функционально-стилевого инварианта. Современная художественная речь демонстрирует многовариантность, большое разно­образие в способах построения и оформления рассуждения, высокую степень проявления авторской индивидуальности в пределах функцио­нально-стилевой нормы.

Список цитируемых исследованных текстов

Гегузин Я.Е., 1979, Диффузионная зона. Москва.

Гиларовский П.И., 1793, Руководство к физике. Санкт-Петербург.

Гоголь Н.В., 1977, Шинель, Гоголь Н.В. Собрание сочинений, т. 3. Москва.

Горышин Г., 1991, Мой дядюшка Егор, Звезда, № 4. Ленинград.

Горький М., 1979, Фома Гордеев, Горький М. Собрание сочинений, т. 2. Москва.

Грекова И., 1987, Перелом, Октябрь, № 8. Москва.

Даль В.И., 1983, Павел Алексеевич Игривый, Даль В.И. Избранные произведения. Москва.

Захаров Я.Д., 1804, О законах теплоемлемости тел, или о способности тел вбирать в себя и отделять от себя  теплотворное вещество при перемене их состояния, Технологический журнал, т. 1, ч. 3. Санкт-Петербург.

Захаров Я.Д., 1804, Продолжение рассуждения о теплоемлемости тел, Технологический журнал, т. 1, ч. 4. Санкт-Петербург.

Карамзин Н.М., 1985, Наталья, боярская дочь, Карамзин Н.М. Бедная Лиза. Повести. Москва.

Логвиненко Н.В., 1984. Петрография осадочных пород. 3-е изд. Москва.

Маканин В., 1988, Отставший, Маканин В. Отставший. Повести и рассказы. Москва.

Новиков И., 1989, О несчастных приключениях купеческой дочери Аннушки, Повести разумные и замысловатые. Популярная бытовая проза ХVIII в. Москва.

Петров В.В., 1804, Новые электрические опыты. Санкт-Петербург.

Пушкин А.С., 1978, Станционный смотритель, Пушкин А.С. Избранные произведения. Пермь.

Савельев И.В., 1982, Курс общей физики, т. 3. 2-е изд. Москва.

Севергин В.М., 1795, О Сибирском Берилле или Аквамарине, Новые ежемесячные сочинения, ч. 106. Санкт-Петербург.

Толстой Л.Н., 1986, Крейцерова соната, Толстой Л.Н. Семейное счастье. Повести, рассказы, пьеса. Красноярск.

Урусов А.А., 1780, Опыт естественной истории, заключающий первую часть оной, то есть, ориктологию, содержащую в себе описание всяких земель, мелов, глин, п