Расположенный в центре Праги (метро Флоренс), этот пятизвездочный отель впечатляет своим величием. Внушительный фасад, великолепный дворик с лесенками, фонтанчиками и пышной растительностью склоняют к неге и радуют взор.
<p align="center"> Помня, что я здесь представляю глаза и уши нашей славной Йошкар-Олы, я решила проникнуть внутрь и побыть денек горничной отеля.
Долго искать такой возможности не пришлось. Почти у самой Староместской площади находится неприметный офис, снятый украинскими бизнес леди. Я позвонила одной из них — некоей Марине, и та по телефону, без всяких бумажек, приняла меня на целый рабочий день и велела мне быть назавтра в 6.30 утра у метро Флоренс и ждать наставницу Оксану. И не забыть белые носки и белые тапочки с черными брюками. Рабочий день — с 7 утра до 7 вечера.
Оксана оказалась крепкой, чуть мрачноватой украинкой. Оценив, что я не опоздала, а, наоборот, опоздала она сама, Оксана взяла меня за руку и мы бегом побежали через двор Хилтона. Я привычно хотела им восхититься, но было некогда. Пробежав через какой-то проход, мы оказались у задних дверей. Задние двери — они и есть задние. Никакой величественности в них нет. Они обычные, на первый взгляд. Но сама эта обычность, контрастируя с великолепием парадного входа, как бы говорит:
— Не забывай, кто ты есть. Ты прислуга, и всякие завитушки на двери, равно как и красивая мебель, пальмы в кадках прочее — не для тебя. Ты — по ту сторону барьера.
За дверями оказалась небольшая комната с конторкой посередине. Перед конторкой — стол, на который приходящие по очереди работники вываливали содержимое своих сумок и сверху клали раскрытые паспорта. Серьезный парень в черном костюме сосредоточенно все это фотографировал.
Оксана объяснила, что эта процедура абсолютна необходима, чтобы при выходе сравнить содержимое сумочки до и после работы.
У меня, в отличие от прочих, постоянных работников, не было служебного удостоверения. Поэтому девушка, сидящая за конторкой, не пропускала меня внутрь. Она позвонила кому-то, кто должен был за мной спуститься. Оксана осталась со мной, поскольку без нее я бы внутри ничего не нашла. Я самонадеянно уверяла ее, что присоединюсь к ней позже. Оксана закатывала глаза к небу, нервничала, что опаздывает, и терпеливо ждала.
Наконец, за мной спустились — после того, как ее коллеги-горничные уже все прошли внутрь, — и мы помчались сквозь заветную дверь. За ней открылся узкий коридор, выложенный грязноватым белым кафелем. Где-то посреди этого коридора была дверь с открытым в ней большим окном — наподобие кастелянской в старых студенческих общежитиях. За дверью с окошечком была большая… да собственно, кастелянская и была, где выдавались горничным то ли куртки, то ли балахоны мышиного серого цвета. Оксана, окинув меня беглым взглядом, быстро выкрикнула размер, который, по ее мнению, был мне нужен, и гардеробщица молниеносно выкинула мне куртку.
Дальше мы побежали по каким-то подвальным коридорам, поворачивая то направо, то налево, и я поняла, почему Оксана меня ждала. Там было бесчисленное количество дверей, коридоров и поворотов. Через сорок секунд я поняла, что самостоятельно мне из этого лабиринта не выбраться никогда и ни за что. Коридоры были одинаково тоскливые. Наконец мы свернули в какой-то боковой проход и оказались в раздевалке.
— Оксана, вы уверены, что это все еще Хилтон? —с сомнением спросила я глядя на зеленые, советской сортирной краской выкрашенные стены, серые шкафчики, бетонный пол и полумрак, который с трудом рассеивали голые лампочки.
— Переодевайся скорее, — простонала запыхавшаяся Оксана. — А то опоздаем на построение и нам влетит.
— Почему влетит? — удивилась я, пытаясь втиснуться в куртку, которая была на два размера меньше меня. — Мы же не по своей вине…
—Да кто тут будет разбираться, — махнула рукой Оксана. — Это же Хилтон.
Говорят, что солдаты должны утром одеваться за сорок секунд. Мы переоделись гораздо быстрее. И побежали на построение.
— Здравствуйте, пани Варвара, — пропыхтела Оксана, становясь в ряд с другими горничными.
— Это кто? — удивилась сухощавая пани с седой косой через плечо.
Против новой пани, то есть против меня, пани Варвара возражать не стала. Убедившись, что все на месте, она раздала всем одинаковые служебные телефоны, чтобы она могла вызвать любого сотрудника, если возникнет что-то срочное и внеплановое, она отпустила нас — каждую, по своему маршруту.
Я уже не пыталась понять, в какой части Хилтона я нахожусь. Толпа горничных в серых то ли куртках, то ли пижамах, быстрым шагом вбежала в какую-то каптерку без окон, где в нос ударил запах моющих средств. Там все похватали тележки, на которых в два этажа были установлены ведерки, тазики, моющие средства, пакеты для мусора. Мне вручили пылесос.
На часах было ровно семь утра. Оксана покатила свою тележку по коридорам, которые слегка утратили свою мрачность.
— С чего начинаем? — бодро спросила я.
— Тише, испугалась — Оксана. — Нас не должно быть слышно. И, по возможности, не должно быть видно.
Размышляя, как стать невидимкой, я тащила пылесос, стараясь не отстать от Оксаны. Мы дошли до какой-то двери с кодовым замком и звонком.
— Семь ноль пять, — удовлетворенно сказала Оксана, посмотрев на часы.— Как раз вовремя.
Она нажала на звонок, и нам открыла заспанная девица. За дверью была канцелярия, он же офис — просторное помещение буквой Г, в котором вдоль стен с обеих сторон стояло штук двенадцать компьютерных столов. Офис был пуст, только открывшая нам девица безуспешно боролась со сном, сидя за своим компьютером.
Мы начали быстро и молча обходить столы, высыпая в огромные мешки для мусора, прикрепленные к тележке, содержимое корзин для бумаг.
— Упаси Бог передвинуть какую-нибудь бумажку, — прошептала Оксана.
— Сама понимаю, не дура, — огрызнулась я, испытывая сильное желание сесть в одно из компьютерных кресел и вздремнуть.
Протерев пыль, пропылесосив синий ковролин, мы двинулись дальше.
— На этом этаже контролируем туалеты, — объяснила Оксана.
Контролировать их оказалось несложно. Чисто вымытые ночной сменой туалеты блистали чистотой. Наша задача была заправить их бумагой для вытирания рук, спустить воду в бачке, протереть зеркала — обязательно красной салфеткой, — зеленая предназначалась для унитазов, синяя — для пыли. Перепутать нельзя.
Делать надо все было очень быстро, потому что на пути у нас была еще одна канцелярия, в которую надо было попасть в восемь часов пятнадцать минут.
Не дай Бог, если мы позвоним в дверь в восемь шестнадцать. Или в восемь четырнадцать. Мы подошли к дверям в восемь двенадцать. Оксана удовлетворенно выдохнула и мы застыли у дверей, глядя на часы.
Ровно в четверть девятого Оксана нажала на звонок. Открыла тучная пожилая женщина с перманентом на голове и тут же отвернулась, сердито уткнувшись в монитор. Рядом с ней сидел седой мужичок, который недовольно поморщился, когда я осторожно вытянула прижатую его ногой корзину для бумаг.
Стараясь слиться со стенами, мы торопливо пропылесосили офис, стерли пыль под враждебными взглядами персонала и улетучились.
Почти бегом пробежали через длиннющий коридор — понятия не имею, на каком этаже и в каком крыле, — Оксана сделала страшные глаза, и мы оказались в холле гостиницы. Это был скорее зал для встреч — что-то среднее между холлом и актовым залом. Там в это время собирались какие-то американцы — со стаканами махито в руках, табличками на груди. Они сверкали своими американскими белозубыми улыбками. Я расхотела быть незаметной. Все-таки привычка быть по ту сторону барьера — среди гостей, а не среди персонала, непобедима! Вынуждена признаться — я расстроилась, и затея с горничной мне показалась не самой удачной.
— Мне вначале морально тоже очень тяжело было, — неожиданно без слов поняла меня Оксана. — Держись, привыкнешь! Я тоже не унитазницей родилась!
Это слово — унитазница, как с горечью называли себя горничные — все жительницы Украины, кстати, — я в тот день слышала довольно часто.
Пройдя через холл, убрав со столов оставленные чашки из-под кофе и вытряхнув пепельницы, мы, наконец, ушли в каптерку. Там на несанкционированный перерыв собрались все горничные по этажу — те, которые отвечали за коридор и офисы.
— Хочу домой, — сказала одна из них. — Там свобода!
К ней присоединилась вторая:
— А у меня дома под окном куст жасмина растет, — мечтательно сказала она. — Дома хорошо! От жасмина запах такой… такой… необыкновенный!
Я удивилась. Прага — город очень зеленый, и аромат цветущих деревьев, пение птиц до сих пор не устают меня удивлять.
— А много вы здесь зарабатываете? — спросила я.
Оказалось, что зарабатывают 60 крон в час. При работе 12 часов в сутки с одним выходным (хорошо, когда один выходной. Два выходных — потерянные деньги!)
то в месяц набегает тысяч двадцать. Чти все эти деньги отправляются домой, потому что на Украине работы нет, а если есть, то зарплата составляет в лучшем случае тысячи три.
Я сочувственно киваю:
— Но ведь работать по 12 часов в день очень тяжело.
Оказывается, если с 7 утра до 7 вечера — это вовсе не тяжело. А тяжело — это когда с 7 вечера до 7 утра.
Мы поговорили очень славно. Публика оказалась интеллигентная — все горничные с высшим образованием. Моя Оксана — педагог. По какой специальности, я не смогла от нее добиться.
— Это неважно… уже, — решительно сказала она и поджала губы. Я не настаивала — хоть она и храбрилась, что привыкла, я ей не очень-то поверила.
Меня интересовало другое.
— Девушки, — проникновенно сказала я, желая открыть им глаза. — но я точно знаю, что при уборке в домах у чехов домработницы получают 120, а то и 200 крон в час.
«Девушки», самой младшей из которых перевалило за 40, совсем расстроились.
Кто нас туда возьмет, — сказали они дружно.
Оказалось, что на бедственном положении украинцев прекрасно наживаются… украинцы же. Устроившись в Праге, они основали агентство, которое обеспечивает их визой и работой в отелях в качестве горничных. С отелями они договариваются сами. Отели перечисляют им зарплату, и агентство, оставляя себе примерно треть, существует очень безбедно. А горничные, работая по 12 часов в день, просто не в состоянии оглядеться, подучить чешский и устроиться на нормальную человеческую работу.
Тут подошло время обеда. За тридцать крон мы угостились «шведским» столом для персонала и я впервые в Праге попробовала невкусную еду в столовой для персонала, такой же унылой, как и коридоры.
За столик к нам подсели горничные, убирающие номера. Горничные, убирающие коридор, их жалеют, потому что, получая столько же, они больше утомляются, у них болит позвоночник — это их профессиональное заболевание, и к тому же свинарник, который постояльцы устраивают в номере, невозможен в коридорах.
— Чертовы итальянцы из 2021 номера свалили, наконец! Свиньи итальянские! — от души сказала Лариса. — Сидит себе, жирная итальянская свинья, обертку от печенья на пол роняет! Я ему улыбаюсь, (улыбнулась Лариса вполне профессионально), говорю — bon voyage, а сама думаю: чтоб ты сдох!
— И французы, — присоединилась к ней еще одна.
— И мои поляки!
— И мои …
Я обомлела. Я столько раз покидала гостиницы, от души прощаясь с доброжелательными, казалось бы, горничными, и кто знает, что они говорили обо мне за моей спиной. Вернее, теперь-то я могу предположить!
Я покидала отель со сложным чувством. Фасад больше не казался мне величественным, а дворик — милым. В отелях класса люкс я точно больше никогда не остановлюсь. Куда милее симпатичные семейные гостиницы, где и отношения между хозяевами и работниками намного демократичнее, и постояльцы не смотрят на постояльцев сверху вниз.
Хотя, впрочем… теперь я ни за что не поручусь.
