Григорий сокрушенно промолчал. Он тоже успел заметить, что со своим маскарадом он опоздал лет на сто пятьдесят. Что делать, командировки в пустыни арабского Востока выпадают российским разведчикам нечасто. Немного посопев, он поинтересовался, о каких бандитах речь.
Саша сообщил, что бандитов, собственно, было двое. Они сначала мирно шли вместе — Саша заметил их издалека с какой-то очень высокой горы. Четыре человека шли ему навстречу очень далеко внизу. Саша следил за ними битых три часа, и был вынужден спрятаться за большим нагромождением известняковых груд, потому что, хотя они были еще достаточно далеко от него, среди пустынной местности, Сашину фигуру можно было прекрасно разглядеть. Во всяком случае, они у Саши были, как на ладони. И он отлично видел, как двое мужчин в европейской одежде протянули руки двум крестьянам — вряд ли они были пастухами, потому что овец при них не было.
— Зато мои дурацкие козлы, — обозлился Саша, — то блеяли, то по кручам скакали.
— Не козлы, а овцы, — заспорил Орлов.
— Нет, козлы, — заупрямился Саша. — Пока никого не было, они были тише воды, ниже травы. А как только надо было скрыться, они тут же начинали изображать из себя горных баранов, скакали и орали, как бешеные.
— Ты мне не про овец рассказывай, — напомнил Орлов.
— Ну так вот, — продолжал Саша. — Подошли они метров за двести от того места, где я за ними наблюдал, и те двое, что в штатском запрыгали не хуже моих овец, чтоб им скорей в шашлык превратиться …
— Александр!
Саше Шелесту понадобилась минута, чтобы справиться с возмущением на своенравных овец, а также на того идиота, который придумал такую маскировку, которая выдает маскирующегося на каждом шагу и в самый ответственный момент. Поскольку Григорий был тем самым идиотом, он предпочел не поддерживать возмущение подчиненного и быстро напомнил ему о дисциплине.
— Докладывайте! — строго сдвинув брови, приказал он.
— Короче, запрыгали они, и давай руки крестьянам пожимать.
— А почему ты решил, что они крестьяне, если у них не было овец? — заинтересовался Григорий Орлов.
— Потому что они были одеты по-крестьянски. В джинсы и в какие-то кацавейки.
— Кацавейки? — поднял бровь Орлов.
— В такие сероватые типа рубашек на пуговицах, — объяснил Саша, — но из домотканого материала, без воротника, с круглым вырезом вокруг шеи, пуговицы простые, кривые все, тоже явно самодельные. И рукава обрезаны, будто тупыми ножницами, неровно. На ногах что-то бесформенные.
—Ясно, — коротко кивнул Орлов, стараясь не смотреть на полосатые шаровары, заправленные в высокие башмаки из овечьей шкуры, в которые он нарядился сам и нарядил подчиненных. — Ты расскажешь, наконец, дальше-то что было?
— Сами все время перебиваете,— пробубнил Саша. — В общем, запрыгали, будто радуются чему-то, и за руки крестьян схватили, благодарят, как будто. Только потом они их за эти руки скрутили и подтащили к обрыву, сбросить хотели. Те этого не ожидали, и не сразу сообразили, что надо сопротивляться. Один из крестьян вырвался и стал второго отбивать, но безуспешно. В общем, если бы не я и мои овцы…
— Овцы? — Ну, да, — нехотя подтвердил Саша. — Тут мои овцы взбесились, и помчались прямо на них. А я за ними. В общем, мы их спасли. Те, в штатском, сбежали, а крестьянин, который постарше, тут же снял с руки часы и мне на руку надел. Благодарил очень. Григорий Орлов хмыкнул. Крестьянин с часами «Омега» на запястье не очень вписывался в его представление о бедных крестьянах Востока.
— А как благодарил? Что сказал-то?
— Аллаха поминал. А так больше головой тряс и руку к сердцу прикладывал. А потом за ними лихо подкатил Лэндкрузер.
— Не нравится мне это, — задумчиво пробормотал Орлов. — Ну да ладно. Дождемся Вячеслава и…
— А, ч-черт, понаставили тут камней, мать… и овцы, блин… куда прешь прямо под ноги, шашлык вонючий! А, вы уже тут собрались?
— Доложите обстановку, Вячеслав, — ледяным голосом приказал Орлов. Любые упоминания об овцах его почему-то очень раздражали.
— Э-э-э… товарищ полковник, на границе тихо, если не считать свежего трупа на пограничной заставе и угона машины.
— Какой машины? — хором спросили Орлов и Саша Шелест.
— Угнали джип. Лэндкрузер.
— Саша, — умоляюще сказал Орлов. — Ты запомнил номер?
Бархатная мгла ночи окутала оазис, в котором примостился отель в Хатте. Желтый свет фонаря слабо освещал мощеный двор. Из раскрытого окна на втором этаже раздавался невнятный шепот, рисующий в чьем–нибудь не в меру игривом воображении смятые простыни и свивающиеся в любовном экстазе тела. Смятые простыни действительно присутствовали. Среди них, скрестив ноги, сидела Ирка с ноутбуком и сочиняла послание брошенной оскорбленной женщины к Герману Эриховичу Гольгиссеру.
— Вернись, я жду тебя в Хатте, мой любимый. Вернись, я все прощу, — бормотала она, стуча по клавишам.
— Напиши, что время не ждет, — потребовал Костя. — А то два дня уже прошли, нам возвращаться скоро. Пусть поторопится, некогда нам его тут ждать.
Он вставил флэшку и скачал сохраненную на ней фотографию Гольгиссера вместе с Иркиным рисунком.
— Ну вот, — сказал довольный Костя. — Надеюсь, он не заставит нас долго ждать. И он злорадно хихикнул.
Вот теперь любое воображение могло рисовать себе смятые простыни и свивающиеся в любовном экстазе тела. Сколько угодно.
| 