Об этой статье мне рассказал мой приятель, которому постоянно требуется http://www.kanc.kiev.ua/BrowseProducts.aspx?DepID=6, потому что он студент, и он нашел отличное место, где есть необходимые канцтовары по доступным ценам. Философская мысль со времен древности задавалась вопросом об эффективности сообщения, диалога, взаимопонимания. Мыслители разных исторических эпох, обнаруживая известную преемственность, с известными различиями отвечали на этот вопрос, чему способствовали изменения в практике общения и накопление знаний о характеристиках и возможностях такого сложного феномена, каким является язык. В современной философии хорошо осознается, что язык — это знаменательнейшая сфера преломления линий субъекта (мышления и деятельности), объекта (действительности) и знаково-формального компонента, а эффективная языковая коммуникация, подразумевающая понимание коммуникантами языковых сообщений друг друга и их успешное самовыражение посредством языка, вследствие этого, есть результат особого соотношения, взаимодействия субъективных и объективных компонентов (факторов) в языке. При этом, однако, в философии сегодня существуют разные подходы к ответам на вопросы, что конкретно понимать под объективными и субъективными компонентами языка, каков характер соотношения этих компонентов, какова роль каждого из них в достижении эффективной коммуникации, что, в свою очередь, обусловливает существование разных подходов к определению условий эффективности языковой коммуникации. Согласно первому из них (философия логического анализа), рационально-понятийный, предметно-логический компонент языка определяется как объективный, т. е. представляющий мир, объект так, как он существует независимо от человеческого сознания, а эмоционально-чувственный, чувственно-образный, оценочный компонент — как субъективный, т. е. представляющий мир специфически человеческих настроений и предпочтений. Вследствие этого делается вывод, что рационально-понятийный компонент языка, обусловливая однозначность языковых выражений, обусловливает понимание коммуникантами языковых сообщений друг друга и их самовыражение посредством языка, а эмоционально-чувственный компонент, проявляющийся в метафоричности, в многозначности слов и выражений, напротив, значительно затрудняет процессы понимания и самовыражения, способствуя при этом появлению различного рода заблуждений. Главным условием достижения эффективной языковой коммуникации, таким образом, объявляется устранение эмоционально-чувственного, субъективного фактора из языка. В рамках второго подхода к решению проблемы эффективности языковой коммуникации (философская герменевтика, лингвистическая философия, постструктурализм) признается, что разграничение рационально-понятийного и эмоционально-оценочного в языке является своего рода абстракцией, фикцией, так как рационально-понятийное в языке всегда опосредовано эмоционально-оценочным, потому что любой национальный язык является прежде всего миропониманием, свойственным человеку. Таким образом, язык здесь понимается как субъективный в целом и изначально по природе, в результате эмоционально-оценочный компонент языка выдвигается на первый план, а проблемы соотношения субъективного и объективного в языке и эффективности языковой коммуникации решаются весьма своеобразно. Язык как совокупность эмоционально-оценочного и рационально-понятийного признается субъективным по отношению к окружающему миру, к объекту, так как является специфически человеческим, субъективным способом взаимоотношения человека с миром, а объективным — по отношению к каждому отдельному человеку и человечеству в целом, так как на нем говорили и говорят все поколения, передававшие его друг другу до настоящего времени. Таким образом, язык, являясь изначально субъективным, объективен не потому, что дает представление о действительности так, как она существует независимо от человеческого сознания, а потому, что многими поколениями признавалось: картина мира, запечатленная в языке, есть адекватное отражение действительности. Подобное видение субъективного и объективного в языке приводит к выводу, что единственным условием понимания коммуникантами языковых сообщений друг друга является общность знаний о мире, общность знания правил употребления языковых единиц, свойственная общающимся. Так как общность этих знаний — явление случайное, а полная общность представляется вообще едва ли достижимой, случайным представляется и понимание в процессе коммуникации, а полное понимание — вообще едва ли достижимым. Таким образом, в рамках данного подхода эффективная языковая коммуникация трактуется как явление случайное, практически неподдающееся регуляции. Необходимо отметить, что в данных подходах достигается ряд положительных результатов в определении природы языка и природы эффективности языковой коммуникации, однако в то же время эти подходы демонстрируют и определенную ограниченность видения упомянутой проблематики. Результаты философской разработки проблемы эффективности языковой коммуникации, полученные к настоящему времени, должны быть, таким образом, уточнены и дополнены. Эти уточнения и дополнения могут быть выработаны только на основе методологической оценки известных подходов к анализу языка, эффективности языкового сообщения, вычленения положительного содержания в них и его синтеза. Различия в воззрениях мыслителей на природу эффективной коммуникации зависели и зависят от господствующих в их сознании общеметодологических парадигм, задающих то или иное видение взаимодействия субъекта и объекта, взаимодействия человека и окружающей его действительности. Парадигматическое своеобразие, исторически фиксируемое в разных теоретических и философских структурах, обусловило, во-первых, определенное видение ими существенных сторон языковой реальности, а во-вторых, привело к сущностным результатам познания последней (онтологическим инвариантам), а это, в свою очередь, обусловило разное понимание природы эффективной коммуникации. Существующие в современной философии подходы к анализу языка и языковой коммуникации есть, таким образом, результат развития общефилософской теоретико-методологической парадигмы, которая, имея своим начальным пунктом бессубъектность в античности, в теориях XIX в. стала все более прочно фиксировать усложненное отношение субъекта к объекту и субъекта к субъекту. Для античного философа, как совершенно справедливо утверждает В. А.Лекторский, субъект изначально размещен и погружен в объективном бытии, Космосе. Именно это определило то, что «все проблемы, касающиеся познания и самосознания, характера познающего «Я» и отношения трансцендентального и эмпирического субъекта, связи сознания и знания, «трансцензуса» от субъективного к объективному попросту не существуют для данного типа философствования, также как и не существует и самих терминов «субъект» и «объект» [2: 36]. Мир, Космос в античном представлении вполне определенны, статичны и выразимы в формах отождествляющего мышления науки. С этой точки зрения субъективные впечатления, выражаемые говорением, к миру отношения не имеют. В средневековой философии утверждается начало как бы новой парадигмы — субъект-объектной. Здесь, в частности, в философии Августина Блаженного, активное, волевое начало определяется как сущностная характеристика индивида, душа конкретного человека рассматривается как самостоятельная субстанция, неделимая и несводимая ни к чему другому. Таким образом, происходит серьезное обновление парадигмы за счет введения в ее категориальную структуру понятия «субъект». Благодаря этому, активизируется целый ряд проблем эффективной языковой коммуникации, остающихся очень современными и сейчас. Таковыми являются, например, включение и оценка значения эмоционально-чувственной компоненты в речевую коммуникацию, расширение области коммуникации за счет включения в нее процедуры истолкования, привлечение внимания к категории смысла (древнегреческая традиция предпочитала в основном логицистки-математический подход к языковому значению). Вместе с тем обновленная общефилософская парадигма Средних веков — это все же своеобразный инверсивный вариант бессубъектной парадигмы античности: ведь в категориальную структуру «субъект» (человек) — «объект» (природа) включается еще и Субъект (Бог, Абсолют) на правах конечной, предельной субстанции. Сам Августин придает большое значение субъективно определяемой интерпретации знака, но в то же время содержание знака соотносится у него с определяющим его Логосом — божьим началом. То же противоречие отмечается и в учении о знаках у мыслителя позднего Средневековья — У.Оккама. Произносимые и написанные термины для него — естественные знаки вещей, независимые от субъективных импульсов, и в то же время Оккам настаивает на том, что воля пронизывает всю практику знаковой деятельности. Активность, богатство и разнообразие проявлений субъекта-человека ограничивается высшим Субъектом-Богом. А это напоминает предельный Космос античной парадигмы. В философии науки Нового времени достаточно выпукло обозначилась трансформация парадигмы «субъект — объект — Субъект» в парадигму «субъект — объект», с сохранением противоречий и непоследовательностей, говорящих о наследовании принципа бессубъектности. Человек в философии Нового времени рассматривается как индивид и в то же время как некоторый гносеологический абстракт, т.е., с одной стороны, в онтологическом плане субъект слабо дифференцирован от объекта, он вполне своими качествами вписан в мир, является его элементом. Абстрактность, внесоциальность познающего индивида исключает постановку вопроса о многонаправленном и ступенчатом коммуникативном опыте, вплетенном в многообразную практическую деятельность. В конечном счете эффективность языка и языковой коммуникации опирается либо на постижение врожденных идей, либо на «интеллектуальную интуицию», восходящую к абсолютно точным и несомненным истинам. Состояние господствующей бессубъектной категориальной структуры (характеризующейся, тем не менее, определенными модификациями: сведение субъекта к Субъекту (божеству, Абсолюту) или субъекта к объекту) обеспечило видение рациональной составляющей процесса коммуникации, что является положительным результатом, так как любая явная языковая коммуникация (текст, говорение) обязательно содержит рационально-понятийный компонент, это и следует считать одним из онтологических вариантов коммуникации и языка. Немецкая классическая философия еще более радикально по сравнению с философией науки Нового времени «берет курс» на утверждение двухчастной парадигмы «субъект — объект» в интеллектуальной коммуникации и познании. При этом в немецкой же классической философии берет начало практическое опосредование оппозиции «субъект — объект». Родоначальник немецкой философской классики И.Кант радикализовал парадигму тем, что поместил объект в сферу субъекта и интеллектуальный антиномизм истолковал как чистое достижение субъекта. Идеи И.Канта реализовались в творчестве В.Гумбольдта в учении об антиномиях языка, а идеалистический абсолютизм нашел отражение в учении о непостижимом народном духе, составляющем субстанцию языка, ее сущность и внутреннюю форму. Об этом говорят положения его главного труда «О различии строения человеческих языков и его влиянии на развитие человеческого рода»: «Язык всеми тончайшими фибрами своих корней связан с народным духом»; «язык является одним их тех явлений, которые стимулируют человеческую духовную силу к постоянной деятельности»; «язык и духовные силы функционируют не раздельно друг от друга и не последовательно одни за другим, но составляют нераздельную деятельность разума» [1: 61-62]. Положение В.Гумбольдта о своеобразии человеческого духа, присущего каждому национальному языку, стало основанием его собственной и последующих теорий лингвистической относительности. Утверждая принцип деятельностной коммуникативной сущности языка, исследователь исходит из субъект-объектной и субъект-субъектной методологической парадигмы, в значительной степени склоняясь ко второй части (субъект-субъектной) этой парадигмы. Диалектическая природа языка фиксируется В.Гумбольдтом в ряде антиномий: антиномия языка и мышления; антиномия произвольности знака и мотивированности элементов языка; антиномия объективного и субъективного в языке; антиномия языка как деятельности и как продукта деятельности; антиномия устойчивости и движения в языке; антиномия целого и единичного в языке; антиномия индивидуального и коллективного в языке; антиномия языка и речи; антиномия понимания и непонимания. Все антиномии логически связаны друг с другом, высвечиваются одна через другую. Так, антиномия объективного и субъективного в языке, совмещенная с антиномией языка и мышления, является базисной для всех последующих антиномий. Не будет безосновательным признать, что подавляющее число известных (современных) теоретических концепций языка (философская герменевтика, лингвистическая философия, постструктурализм) стали развитием антиномий В.Гумбольдта. Кроме того, есть все достаточные основания предполагать, что сформулированные в учении В.Гумбольдта антиномии языка — конкретизирующая категориальная структура в развитии обновленного варианта общетеоретической парадигмы анализа языка и языковой коммуникации. При этом сами антиномии выступают другим, выявленным наукой, онтологическим вариантом языка и языковой коммуникации (т.е. они отражают существо названных феноменов). Возвращаясь к современным концепциям языка и коммуникации, необходимо отметить, что представители философии логического анализа, разграничивающие эмоционально-чувственный и рационально-понятийный компоненты языка и указывающие на объективный характер последнего, продолжают традицию Нового времени в рассмотрении данной проблемы и работают, таким образом, в рамках модифицированной бессубъектной парадигмы (сводящей субъекта к объекту). При этом взгляды представителей философии логического анализа отличаются большим радикализмом, по сравнению с взглядами философов Нового времени. Если последние считали, что естественный язык нуждается в особом усовершенствовании для использования в научном общении, а при обыденном общении, он в таком усовершенствовании не нуждается, то представители философии логического анализа считают, что естественный язык в таком своем виде непригоден не только для научного общения, но и для любого другого вида общения, и поэтому должен быть реформирован. Основоположники и ярчайшие представители философии логического анализа Г.Фреге, Б.Рассел, Л.Витгенштейн (ранний период) при всей специфичности своих подходов к изучению естественного языка, одинаково считали, что язык, оказывая дезориентирующее воздействие на мышление человека, лишает его возможности ясно, точно и полно излагать свои мысли по причине присущего ему несовершенства, которое состоит в неточности, расплывчатости терминологии, неоднозначности анализа некоторых языковых выражений, наличии парадоксов, нетождественности грамматической и логической форм языкового выражения. Одной из основных задач, которые ставила перед собой философия логического анализа в связи с этим, была «борьба с языком». Средством этой борьбы был принят логический анализ языка (аппарат современной математической логики), так как считалось, что, раскрывая несовершенство (логическое) естественного языка, он способствует созданию непротиворечивого, «идеального» языка. Формализованные языки брались при этом за образец, в соответствии с которым должен был быть реформирован, перестроен естественный язык. Считалось, что в результате такой реформы уменьшится негативное (дезориентирующее) воздействие языка на мышление, на самовыражение человека посредством языка, на понимание людьми друг друга в процессах коммуникации, а значит, повысится уровень эффективности языковой коммуникации. Те же философы (философская герменевтика, лингвистическая философия, постструктурализм), которые развивают взгляды В.Гумбольдта на язык и языковую коммуникацию, работают в рамках субъект-субъектной парадигмы. Причем в постструктурализме общефилософская парадигма настолько гипертрофирована, что появляются серьезные основания считать ее «суперсубъектной». В этом случае конкретная категориальная база такова, что, не говоря уже о почти полной утрате объекта (денотативно-референциональных отношений), специфическое возвеличивание субъекта в рамках языковой деятельности приводит к исчезновению субъекта. Понятия «децентрации», «нарратива», «симулякра» характеризуют произвол деятельности субъекта до точки «аннигиляции» субъекта. Это своеобразный «бунт субъекта на коленях», результатом которого в конечном счете стало утверждение о принципиальной невозможности, иллюзорности эффективной языковой коммуникации. Постструктурализм, виднейшими представителями которого являются Ж.Деррида и М.Фуко, утверждает, что самовыражение и понимание человеком себя и других при помощи языка — это лишь иллюзия, являющаяся результатом ошибочных представлений индивида о языке и о самом себе. В рамках постструктурализма характер человеческого мышления (сознания) определяется исключительно как панъязыковой, а предметно-чувственная практика исключается из рассмотрения как несуществующая, невозможная вне естественного языка в принципе. Тем самым устанавливается такая сильная зависимость человека от языка, что представление о цельном, суверенном активном субъекте становится весьма сомнительным. Язык в постструктурализме практически абсолютно автономен и не определяется по большому счету ни действительностью, ни человеком. Рассуждения постструктуралистов опровергают утверждение об автономности сознания, мышления человека, заставляя говорить о «децентрации» и «смерти» субъекта. С этих позиций самовыражение человека посредством языка может рассматриваться лишь как иллюзия, потому что на самом деле все время лишь язык «говорит» человеком. Что же касается понимания общающимися друг друга посредством языка, то оно, исходя из постструктуралистских представлений, тоже одна из иллюзий. Как известно, определенность, однозначность языка, языковых выражений обеспечивает понимание между людьми, однако и Деррида и Фуко убеждены в том, что язык ими не обладает. Для Дерриды определенность языка (текста) — это результат действия «силы желания», человек может просто не подозревать о «бездне» одновременно существующих, абсолютно равноправных и при этом часто противоположных смыслов, наличие которых обусловлено самой природой языка (вспомним о таком понятии в концепции Дерриды как «различение»). Фуко также пишет о том, что претендуя на выражение «абсолютной истины», являясь порождением «воли к власти», научные тексты (дискурсы, язык) в действительности являются весьма относительными, сомнительными и не могут выступать в качестве неоспоримого авторитета. Таким образом, в рамках постструктурализма провозглашается, что автономность языка по отношению к предметно-чувственной практике (действительности) и ничем, кроме как самим языком, не обоснованная «суперрелятивность» — это онтологические свойства языка. Подводя итог рассмотрению развития общефилософской методологической парадигмы и ее роли в анализе языка, языковой коммуникации, необходимо отметить, что бессубъектная парадигма затеняет эмоционально-чувственную сторону коммуникации. Понятие «язык» в этой традиции трактуется как гомогенная и замкнутая структура сквозь чисто логические принципы. И эффективность коммуникации понимается как обеспечиваемая исключительно этим принципом. В рамках субъект-субъектной парадигмы эмоционально-чувственная, эмоционально-оценочная сторона коммуникации, напротив, выдвигается на первый план, в результате чего язык трактуется как весьма неоднородная и изменчивая структура, а эффективная языковая коммуникация как явление случайное, практически неподдающееся регуляции. Таким образом, несмотря на то что в рамках обеих парадигм происходит выявление, вычленение онтологических вариантов языка и языковой коммуникации, они все же не дают возможности для воспроизведения должной сложности и разнонаправленности рациональных и чувственно-образных компонентов в ходе коммуникации на ее различных уровнях, что приводит к специфическим и даже негативным результатам. Так, например, наблюдается стремление уподобить все многообразие сфер коммуникации естественнонаучной сфере (философия логического анализа). А утверждение, согласно которому автономность языка по отношению к предметно-чувственной практике (действительности) и ничем, кроме как самим языком, не обоснованная «суперрелятивность» — это онтологические свойства языка (постструктурализм), выступает в определенном смысле интеллектуальным оправданием существующей некачественной и неэффективной современной массовой коммуникации, когда осуществляется не развитие человека, а герметизация его мышления, своеобразное «зомбирование». В современном мире поток постоянно циркулирующей языковой информации огромен, погружаясь в него, человек в определенном смысле теряет связь с действительностью, в большинстве случаев он просто полагается на данные языка, который приобретает, таким образом, все большую власть над ним. Что же касается понимания языковых сообщений в данном случае, то представляется, что оно может быть лишь поверхностным. Интенсивность появления все новой языковой информации, определенная замкнутость человека на языке приводят к тому, что человек отучается думать, т.е. осмыслять то, что предлагает ему язык. Сегодня широта лингвистических возможностей, обусловленная массовым характером образования, лавинообразным ростом информации, сочетается с утратой взаимопонимания между людьми, исчезают способность и желание читать и воспринимать тексты словесной культуры углубленного содержания, уровень массовой коммуникации становится довольно плоским и усредненным. В общественной жизни появляется опасность массовизации сознания, т.е. утверждение той ее формы, которая обеспечивает одномоментный успех некачественных и неадекватных позитивным потребностям общественного развития политических решений и устремлений. Вдумчивость и понимание маскируются псевдодоступностью и мнимым пониманием. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на засилие в массовой коммуникации примитивной и навязчивой рекламы, полное вытеснение «творениями» массовой культуры с ее грубо жаргонной речевой частью подлинных образцов художественного творчества. Да и компьютерная революция немало содействовала отмеченной тенденции повального упрощенчества. Выявленные постструктуралистами свойства языка, таким образом, во многом обусловлены современной формой его бытования, признание же их его онтологическим свойствами выглядит слишком радикальным, в результате чего всякие попытки найти возможный путь изменения существующей коммуникативной ситуации могут расцениваться как не имеющие под собой никакого основания, а значит, как бесполезные, нереализуемые. Однако этого нельзя допустить. Думается, необходимы принятие и разработка более сбалансированной и гармоничной общефилософской парадигмы, включающей субъект-объектные и субъект-субъектные отношения. В этом плане следует отметить ту положительную роль, которую играют марксистские принципы понимания взаимоотношения субъекта и объекта и, как следствие, сущности языка. В данном случае сочетание общих материалистических установок с представлением об активности субъекта, сознание которого есть деятельность, направленная на творческое, предметное преобразование действительности, а также с представлением о «параллелизме» субъекта и объекта в плане теоретической бесконечности развертывания познавательного отношения субъекта к объекту делает возможным утверждение о диалектическом единстве языка, мышления и действительности: «На духе с самого начала лежит проклятие — быть «отягощенным» материей, которая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков, словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание: язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми» [3: 29]; ни «мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства…они — только проявления действительной жизни» [4: 449]. Утверждение о диалектическом единстве языка, мышления, действительности, позволяет, таким образом, совместить представления о субъективной природе языка и о непременной представленности объекта, действительности в языке, позволяет не противопоставлять рационально-понятийные и эмоционально-чувственные компоненты языка друг другу как истинно и неистинно представляющие действительность, а понимать их единство, сложность и разнонаправленность в процессе коммуникации на ее различных уровнях, что дает возможность, учитывая и синтезируя положительные результаты исследования языка в разных философских направлениях и языковедческих традициях, конкретизировать понятия «язык» и «коммуникация». Упомянутая методологическая установка делает вполне правомерным включение в понятие «язык» взаимосвязи языковых явлений, континуума: бессознательно-образный язык («архетипы»), рефлексируемый образный язык, вербальный язык общей коммуникации (обычный естественный язык), научно-теоретические знаковые системы в рамках естественно-технического и гуманитарного познания. Относительно бессознательно-образного языка и рефлексируемого образного языка (внутримозговые знаковые явления) могут возникнуть сомнения по поводу правомерности отнесения их к феномену языка. Однако они легко снимаются принятием общесемиотической концепции, данными физиологической литературы, а также психоаналитическими исследованиями. Видение языка как континуума языковых явлений основано на понимании того, что существует коммуникационное различие двух типов знания: естественнонаучного (естественно-технического) и гуманитарного. Необходимо отметить ту положительную роль, которую играет исследование проблемы связи значения и смысла, а также их различия, предпринятые, в частности, виднейшим представителем философии логического анализа — Г. Фреге, для выявления специфики этого коммуникационного различия. Одним из результатов многосторонних и фундаментальных логических исследований Г. Фреге стало его логико-семантическое учение, согласно которому необходимо различать референциальный (денотативный) и смысловой аспекты языковых выражений. Референциальность при этом выражает предметную отнесенность имени (выражения), а смысл есть то представление обозначенного предмета, которое возникает при изменении имен предложения, относимых, однако к одному и тому же денотату. В терминах лингвистики эта ситуация, вероятно, более или менее адекватно могла бы быть выражена термином «синонимизация»: ведь именно так здесь принято называть операцию различного (измененного) именования предмета (объекта, явления). К этому же отправляет нас хорошо известный пример логико-семантического анализа Г.Фреге, касающийся разных наименований планеты «Венера» — «утренняя звезда» и «вечерняя звезда». Рассматриваемая логико-семантическая традиция Фреге чрезвычайно полезна для понимания единства и различия естественно-технических и социально-гуманитарных дисциплин. Она позволяет увидеть общеязыковые основания тех и других и одновременно осознать своеобразие механизма, структуры информационного процесса в каждой из них. Для этих групп наук общей является двойственная природа значения, если его оценивать с некоторых общих позиций, но структура информационного процесса, свойства информации (полученного значения, знания) существенно разнятся. С известной долей условности и огрубления процесс получения знания, как в продуктивном, так и в репродуктивном (процесс обучения) планах в различных группах наук можно было бы представить в двух следующих схемах: «денотат — смысл — денотат» — для естественно-технических наук и «смысл — денотат — смысл» — для социогуманитарных наук. Говоря иными словами, естественно-технические науки, имея смысл в качестве необходимого, но посредствующего момента получения информации, стремятся как бы преодолеть его и выйти на «чистую» референцию, т.е. на объективное и адекватное представление реальности как она есть. Социокультурная практика и науки о ней действуют обратным образом. Здесь начальным и конечным звеньями информационного процесса являются смыслы, тогда как денотаты (референты) выступают посредствующим звеном образования и понимания смысла. Эффективность языковой коммуникации в сфере гуманитарного знания отличается от таковой в естественно-технической сфере, таким образом, тем, что в первой преимущественным является движение информации от денотационного аспекта информации к коннотационно-смысловому, тогда как во второй, напротив, — от смыслового (долженствующего) к денотационному (как есть). Подход к языку как к континууму языковых явлений позволяет гораздо глубже понять природу понимания и непонимания, так как имеет в виду включение в коммуникацию не только языковых средств, но и различных скрытых «семиотик», в том числе архетипических, образных, а значит, делает возможным при анализе коммуникации выделение ее количественного и качественного аспектов. Это особенно важно для определения эффективной коммуникации. Количественный аспект характеризуется через полноту понимания в актах вербального общения, и в предельных случаях полнота понимания может приниматься за исчерпывающее, окончательное понимание. Выражением такой количественной характеристики понимания может служить высказывание: «В процессе коммуникации, т. е. передачи информации, происходит выравнивание информационного потенциала участвующих сторон. И как только такое выравнивание происходит, коммуникация лишается своего основного стимула и теряет по крайней мере информационный смысл» [5: 122]. Такая реализация понимания естественным образом связывается с синхронным ее рассмотрением. Но коммуникация обладает и качественным аспектом. Характеризуя его, приходится иметь в виду поливалентность языковых явлений (об этом говорилось при характеристике понятия «язык»), сложность текстов и отнесение их к разным временным промежуткам и даже эпохам. К такому пониманию коммуникации тяготеет К.Ясперс, а также философская герменевтика (в частности, Х.-Г.Гадамер). Мы со своей стороны должны отметить, что коммуникация в качественном аспекте — это возможность и стремление к более углубленной интерпретации текстов на основе активизации способности декодирования и кодирования информации, включая в этот процесс по возможности все знаковые средства семиотического континуума. В связи с этим следует признать наличие в коммуникации явной и неявной ее форм. К явной форме относятся всякие виды открытого языкового общения, интерпретации текстов, к скрытой — такие формы коммуникации и непроизвольного воздействия участников друг на друга, которые связаны с взаимопереводом специфических коммуникационных средств (о которых психология пока не располагает полным знанием и которые могут быть весьма индивидуализированы), а также внутримозговые семиотические феномены и архетипы. Именно их взаимодействие способно объяснить природу эффективного импровизационного кодирования и декодирования информации, явления инсайта и творческой интуиции. Многие материалы философской традиции психоанализа свидетельствуют в пользу такого понимания качественного аспекта коммуникации. Архетипические формы, согласно этим материалам, могут находиться в отношениях, хотя и противоречивой, но взаимной перекодировки, а также перекодировки на вербальный язык, и благодаря этому внутренняя коммуникация может и должна быть поднята на этаж внешней и своевременно и адекватно истолкована. Эффективная языковая коммуникация, следовательно, выступает в единстве двух своих аспектов — количественного и качественного. Если в первом она понимается как широта взаимопонимания между коммуникантами, определяется возможностями кодирования и декодирования сообщений, то во втором — качественном — она есть непрекращающаяся возможность и потребность производства и приобретения смыслов и значений участвующими в коммуникации. В этом втором аспекте эффективная языковая коммуникация — это возможность углубления интернационального общения, это смысловой контакт и постоянная связь настоящего и прошлого, настоящего и будущего, это непрерывное сотворчество коммуникантов, выступающие как способ организации и утверждения новых смыслов. Таким образом, подводя итог конкретизации понятий «язык» и «коммуникация», можно сделать вывод о том, что эффективная языковая коммуникация, будучи в определенном смысле случайным явлением, может и должна достигаться путем регулирующих воздействий, в качестве которых могут выступать выработка у общающихся представления о языке как о континууме языковых явлений, а также выработка у них умения ориентироваться во всем многообразии этих явлений. Литература 1. Гумбольдт В. О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого различия на умственное развитие человеческого рода. - СПб., 1859. - С.61-62. 2. Лекторский В. А. К проблеме диалектики субъекта и объекта в познавательном процессе // Проблемы материалистической диалектики как теории познания. -М., 1979. - С.36. 3. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения: Т. 3. - М., 1955. 4. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения: Т. 20. – М., 1955. Светлов В. А. Практическая логика. - СПб., 1997.