Светлана Крайнюкова. Рецензия на «Приключения Шерлока Холмса» Артура Конана Дойля

Господи, ну что еще нового можно сказать и вспомнить о героях Конан Дойля?! Перед нашим взором парит резкий профиль Шерлока Холмса, доброе лицо доктора Ватсона, запах крепкого табака, наполняющий квартиру долготерпеливой и всепонимающей миссис Хадсон. Уютный «аглицкий» мирок, конечно, защищает от лондонского тумана и слякоти. Но только ли от них?

Ведь, если присмотреться повнимательнее, бессмертные рассказы о деятельности легендарного частного детектива пестрят героями, будто поднявшимися из преисподней. Страшный нищий из рассказа «Лицо с рассеченной губой», чей облик делает еще более зловещим свет газовых фонарей. Агрессивный великан из «Пестрой ленты», который руками способен согнуть кочергу. Лицемерный неискренний хохотун из «Медных буков», как будто сошедший со страниц диккенсоновских романов. Преступники в повестях и рассказах о Шерлоке Холмсе далеко не всегда так же благообразны, на первый взгляд, как хладнокровный убийца Стэплтон из его же «Собаки Баскервилей».

Но почему даже самые зловещие персонажи произведений Конан Дойля не пугают? Можем ли мы сказать про него так же, как некогда сказал про русского писателя Леонида Андреева русский же писатель Лев Толстой: «Он пугает, а мне не страшно»? Нет: тут все-таки не было страшно только Толстому - поборнику жизнелюбивого, оптимистичного взгляда на жизнь. А остальным было страшно, ой, как страшно.

А вот дойлевские ужастики не пугают: они увлекают и интригуют. Почему? Из чего же соткан уютный мир Бейкер-стрит?

Артура Конан Дойля относят к плеяде писателей викторианской эпохи. Да, именно годы правления королевы Виктории (1837-1901) человечество вспоминает как мрачное, пуританское время. Но именно в ту эпоху расцвели таланты не только Конан Дойля, но и Диккенса, и Теккерея, и Киплинга.

Конечно, все они очень разные. Диккенса родило болезненное чувство социальной несправедливости, Киплинга - желание увидеть в жизни романтического, мужественного героя. А вот детективный цикл Конан Дойля порожден одним из самых ярких достижений викторианской эпохи - необычайным прогрессом науки. Ведь именно в то время развивалась не только наука, но и ее практическое применение: транспорт, связь, электричество.

Конан Дойль был очарован, загипнотизирован достижениями науки. Писатель, появившийся на свет в католической семье, готовившей его к карьере священника, порвал с религией и посвятил себя одной из наиболее реалистичных профессий - карьере врача. Медицина, во многом, воспитала в нем рациональный подход к жизни и реалистический взгляд на мир.

Всем известно, что в «Записках о Шерлоке Холмсе» чрезвычайно привлекательна история взаимоотношений двух характеров. Взгляд на вещи обычного человека - доктора Ватсона - неизменно оказывается неправильным. Когда же за дело берется Шерлок Холмс, владеющий не чем-нибудь там, а дедуктивным методом, - все встает на свои места.

В чем же состоит дедуктивный метод - явление, название которого стало нарицательным? Да просто во внимании к деталям и понимании того, что часто они не бывают случайны. Потертость на рукаве может свидетельствовать о том, что женщина - машинистка. А забрызганная грязью одежда говорит о том, что героиня добралась до Бейкер-стрит на двуколке. Все - одной силой разума. И все таинственное становится ясным, как божий день.

Никакой мистики. Вот главное в «Записках о Шерлоке Холмсе». Зловещий великан оказывается злобным ничтожеством, которое, чтобы завладеть имуществом беззащитной падчерицы, убивает ее довольно изобретательным способом («Пестрая лента»). Уродливый калека - всего лишь молодой человек из приличной семьи, который, одержимый жаждой легкого заработка, притворяется нищим («Человек с рассеченной губой»), За страшной желтой маской скрывают личико девочки-негритянки («Желтое лицо»).

Почему он не пугает и нам не страшно? А потому что мы уверены: всем ужасам скоро найдется вполне рациональное объяснение. И мы ждем его.

Громадная собака с пылающей пастью? Да бросьте вы, ничего страшного, никаких проклятий. Просто помесь мастиффа с ищейкой, вымазанная особым соединением фосфора. Вот так.

Сегодня мы и мечтать не смеем о сыщике, который, услышав о чем-то мистическом, исполнится иронии. Нынче сыщики уважают «чувства верующих». Появился новый жанр - мистический детектив. В нем расследователь преступлений непременно найдет некое, невинное на вид, зданьице, в котором-то как раз и располагается вход в преисподнюю. Собственно, в рамках расследования и нужно ответить на вопросы: за каким углом находится вход в ад и кто из этих очаровательных крошек - приспешник сатаны? (Ясное дело, человек, который (возможно, вслед за сыщиком) прикладывается к иконке с увлаженными слезой умиления глазами, не может быть преступником в принципе...)

Да, конечно, были и другие лучшие книги этого направления, такие как произведения об Эркюле Пуаро, и даже Глебе Жеглове. Но в том-то и дело, что они боролись со всякими смрадными гадами. А Шерлок Холмс боролся ЗА беззащитных, запуганных, обманутых, угнетенных.

Он и кокаин принимал, не чтобы взбодриться для личных достижений, а чтобы мозг прояснился и справился-таки с новой загадкой, которую задала ему очередная беззащитная жертва чьих-то козней.

Конечно, большинство героев «Записок» - не более, чем примитивные схемы (закон жанра, что тут поделаешь?). Но вдруг набредаешь на какое-нибудь поразительное психологическое наблюдение. В рассказе «Медные буки», например, я наткнулась на такое точное жизненное наблюдение: как бы ни были внешне благообразны родители, характер их ребенка зачастую показывает их истинную сущность, которую они, будучи взрослыми, научились скрывать...

В конце жизни Конан Дойль увлекся спиритизмом. Говорят, к этому его привела гибель сына в автокатастрофе. Только на волне общения с духами умерших им не было написано ни одного талантливого произведения.

Все замечательные дела происходили там - у камина, в тусклом свете прокуренной гостиной на Бейкер-стрит. Ибо этот свет - логика и разум. То, что рано или поздно объяснит все мистическое, непонятное, как в книгах о постапокалипсисе. А то, что необъяснимо, будет разгадано потом. Нашими детьми и внуками.