Лингвистическая политология исследует вопросы, связанные с отношением политики к языку. Она находится на стыке науки о языке и науки о политике. Что такое политика? Ее можно определить как деятельность, которая направлена на защиту интересов тех или иных социальных групп, классов. Этой деятельностью занимаются в первую очередь политические партии и органы власти. Науку о политике у нас сравнительно недавно стали называть политологией. Она относится к числу древнейших, однако и до сих пор ее, как правило, рассматривают как одну из философских дисциплин. Очевидно, ее следует расценивать как относительно самостоятельную культурологическую дисциплину: политика – важнейший компонент культуры. Языковая политика – часть политики в целом. Языковую политику обычно рассматривают в рамках так называемой социолингвистики (см.: Белл Р. Социолингвистика. – М., 1980; Швейцер А. Д., Никольский Л. Б. Введение в социолингвистику. – М., 1978). Однако предметная область социолингвистики чрезвычайно неопределенна. В нее включают не только лингвистическую политологию, но также лингвостилистику, лингвотехнику, диалектологию и т. п. (см.: Дешериев Ю. Д. Социальная лингвистика. – М., 1977, где в состав социолингвистики включены такие дисциплины, как проспективная социолингвистика, планирование языкового развития, ретроспективная социолингвистика, прикладная социолингвистика, интерлингвистика и др.). Обычно утверждается, что предмет социолингвистики – отношение «язык – общество», но что такое общество? Это слишком широкое понятие. В него входят различные социумы, занимающиеся созданием материальных и духовных культурных ценностей. Если под социолингвистикой в таком случае понимать науку об отношении общества к языку, то эта наука сольется с лингвистической культурологией. Нельзя расширять предметную область лингвокультурологии (социолингвистики) за счет сужения аналогичной области внутренней лингвистики. Так, не следует, на мой взгляд, относить ко внешнелингвистическим дисциплинам диалектологию. Это внутрилингвистическая наука, поскольку диалекты входят в национальный язык, а предмет внутренней лингвистики не может быть ограничен только литературным языком. Каковы виды языковой политики? Мы можем указать на них с помощью такой таблицы: ЯЗЫКОВАЯ ПОЛИТИКА ВНЕШНЯЯ ВНУТРЕННЯЯ ПУРИСТИ-
ЧЕСКАЯАНТИПУРИС-
ТИЧЕСКАЯАНТАГОНИС-
ТИЧЕСКАЯНЕАНТАГОНИС-
ТИЧЕСКАЯ
Внешняя языковая политика связана с взаимоотношениями между различными государствами. Она существует в двух крайних формах – пуристической и антипуристической. Пуристы резко возражают против заимствований из других языков, а их противники, напротив, считают, что от заимствований любой язык всегда выигрывает, поскольку становится богаче. Пуристы, как правило, исходят из патриоти­ческих соображений, а антипуристы – из космополитических. В определенные периоды своего исторического развития борьба между пуристами и их противниками принимает очень острые формы. Таким был период начала XIX в. в России. Пуристическую языковую политику в это время направлял Александр Семенович Шишков (1754 – 1841). Он ориентировал развитие русского языка в сторону его исконных истоков, которые он видел в старославянском языке (см. его «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», 1803). Исходя из данной установки, он перевел на русский язык «Слово о полку Игореве» (1805). В полемику с шишковцами вступили карамзинисты. Последние опирались на антипуристические установки Николая Михайловича Карамзина (1766 – 1826), сказавшиеся в его повестях и в «Письмах русского путешественника». Сам Н. М. Карамзин внял критике шишковцев и при переиздании «Писем» в начале XIX в. отказался от многих заимствований, заменив их исконно русскими словами. Очевидна крайность позиций как пуристов, так и антипуристов. Истина находится посередине между ними. Внутренняя языковая политика проводится в пределах одного и того же государства. Она может осуществляться в двух крайних формах: антагонистической и неантагонистической. Первая из них характеризуется выдвижением на положение государственного языка, угодного господствующему меньшинству, а другая, напротив, проводит языковую политику в интересах общественного большинства. Рассмотрим каждую из этих форм внутренней языковой политики на конкретных примерах. Антагонистическую языковую политику проводили англичане в колониальной Индии. Еще в начале XVIII в. английские миссионеры христианства открыли ряд школ для индийцев, где обучение велось на английском языке. Это позволило британцам в дальнейшем распространять свой язык среди коренного населения Индии с помощью самого этого населения. Английский постепенно становился языком привилегированных индийцев. Как только распространенность английского стала более или менее достаточной, англичане объявили свой язык государственным языком Индии. Это случилось в 1835 г. Приблизительно 100 лет понадобилось англичанам для огосударствления своего языка в Ост-Индской компании (колониальное название Индии). Каким же было отношение колониальных властей к языкам коренного населения этой страны?» Если английский в колониальной Индии, – пишет П. А. Баранников, – выступал прежде всего как язык правителей страны, если ему была открыта зеленая улица для заполнения все новых сфер общения подчиненного общества, то положение языков подчиненных народов было отнюдь не столь благоприятным. Они находились на положении пасынков, которым не дозволено проникать в ряд ответственных областей, они были лишены государственной поддержки более того, представители колониальных властей по существу проводили политику языковой дискриминации...» (Баранников П. А. Проблемы хинди как национального языка. – Л., 1972. – С. 140). В 1947 г. Индия стала независимой. Английский язык, тем не менее, и до сих пор является одним из государственных языков в этой стране, хотя он – язык бывших поработителей. Самым серьезным конкурентом английского языка в современной Индии является хинди. Однако английский до сих пор имеет превосходство над хинди. В чем тут дело? К государственному языку предъявляют прежде всего два требования – во-первых, он должен иметь количественное превосходство над другими языками, а во-вторых, он должен и в качественном отношении превосходить другие, т. е. иметь богатую научную терминологию, художественную литературу и т. д. Именно по второму критерию хинди уступает английскому, хотя в количественном отношении первый и превосходит последний. Примером неантагонистической формы внутренней языковой политики может служить политика, которую проводили в СССР в 20-е и 30-е годы. Несмотря на некоторые издержки, эта политика в целом была гуманной. В самом деле, русский язык стал в СССР языком межнационального общения не потому, что на этот счет было принято соответственное правительственное постановление (его не было). Он стал им потому, что на нем говорило большинство населения нашей страны. Кроме того, это язык высокой культуры. По отношению же к другим языкам проводилась политика «языкового строительства», под которым понималось создание графики для бесписьменных народов и усовершенствование имеющегося письма. После 1917 г. в нашей стране, по данным М. И. Исаева (см. его книгу «О языках народов СССР. – М., 1978), письменность имели только 20 языков из 130. При этом 16 народов из названных 20 (узбеки, татары, казахи, азербайджанцы, таджики и др.) пользовались арабской графикой, которая проигрывает перед латиницей и кириллицей прежде всего обилием диакритических знаков. Эти 16 народов сначала перешли на латиницу, а затем на кириллицу. Замена первой на последнюю была связана с тем, что кириллица была ближе к русской азбуке, которую изучали в школе. Для народов, которые не имели своей письменности совсем, были созданы новые алфавиты. Со временем некоторые малочисленные народы утратили свою письменность (алеуты, ительмены, орочи, саамы, удэгейцы и др.). Их письменным языком стал русский. На рубеже 80-х и 90-х годов мы наблюдали обострение проблем, связанных с языковой политикой в некоторых республиках – Литве, Эстонии, Молдавии и др. Это было с беспокойством воспринято и за преде­лами данных республик. Дело в том, что судьба неко­торых национальных языков в СССР оказалась под угрозой их вытеснения русским. Вот почему многие республики поставили вопрос о принятии их националь­ных языков в качестве государственных. В Эстонии, Молдавии и других республиках были приняты соответственные законы. Это вызвало протест со стороны русскоязычного населения. В Молдавии дело дошло до забастовок. Очевидно, наиболее оптимальной является концепция двух государственных языков в нерусскоязычных территориальных образованиях – коренного и русского.