Эту статью мне посоветовал мой знакомый, которому понадобилась http://www.spb-dar.ru/, и он обратился в надежную компанию, которая и установила ему окна высшего качества. Теория управления ужасом предполагает, что уникальная человеческая способность осознавать свою смертность имеет ряд социально-психологических следствий. В общем виде в отношении проблемы своей смертности человек применяет одну из двух защитных стратегий: проксимальную или дистальную. Проксимальная защита предполагает сдерживание мыслей о смерти, отведение проблемы своей смертности в отдаленное (и в этом смысле неактуальное) будущее. Проксимальная защита применяется человеком в случае, когда мысли о своей смерти находятся в фокусе сознания. Таким образом, функцией проксимальной защиты является вытеснение угрожающих мыслей из сознания. В отличие от проксимальной, дистальная защита действует «в постоянном режиме». Функция дистальной защиты – перманентный контроль возможного «потенциала тревоги», связанной со смертью, даже если мысли о своей смертности находятся вне фокуса сознания. Известно, что имплицитные представления, явного понимания и осознавания которых у индивида нет, могут влиять на широкий спектр социальных феноменов, включая установки, стереотипы, предубеждения и самоуважение. Дистальная стратегия управления ужасом как раз относится к разряду таких имплицитных представлений. Дистальная защита действует за счет поддержания самоуважения и осмысленности (ценности) мировоззрения индивида. Иначе говоря, дистальная защита от мыслей о собственной смертности предполагает идентификацию с более длительными, чем человеческая жизнь, и значительными по своему содержанию социальными институтами и идеями. В результате этого перспектива собственной смерти воспринимается индивидом менее драматично. Групповая идентификация, в этом смысле, является важным инструментом дистальной защиты. За 20 лет исследований, выполненных в рамках теории управления ужасом, было продемонстрировано на множестве выборок, что после упоминания о своей смертности люди особенно целеустремленно защищают свои представления об ин-группах. Этот общий эффект может иметь ограничение, связанное с негативной оценкой индивидом ин-группы. В этом случае возникновение мыслей о своей смертности может приводить и к дезидентификации с ин-группой. В то же время, существует масса свидетельств в пользу того, что дистальная защита предполагает когнитивное обесценивание и поведенческое избежание членов аут-групп. Эмпирически этот эффект был установлен в отношении гендерных, этнических и сексуальных аут-групп. Экспериментальная активация мыслей о своей смерти приводит к (а) более жестким суждениям о тех, кто нарушает культуральные нормы и к более благоприятным суждениям о тех, кто эти нормы поддерживает [Florian & Mikulincer, 1997]; (б) увеличению привлекательности тех, кто высоко оценивает мировоззрение индивида и снижению привлекательности тех, кто его критикует; (в) повышению ин-группового фаворитизма, поведенческого избежания членов аут-группы, а также их стереотипизации (напр., Ochsmann & Mathay, 1996); (г) усилению агрессивности в отношении тех, кто противодействует убеждениям индивида; (д) усилению этноцентрических установок. В дополнение к сказанному, высокий уровень диспозиционального самоуважения (а также экспериментальное увеличение самоуважения) сокращают или элиминируют эффект страха смерти на мировоззренческую защиту (Harmon-Jones, Simon, Greenberg, Pyszczynski, Solomon, & McGregor, 1997). Исследователи теории управления ужасом используют разнообразные приемы для активации мыслей о смерти в эксперименте: шкалы страха смерти c открытыми вопросами, фильмы с летальными событиями, тексты о событиях и существах, контекстуально связанных со смертью и т.п. Различные приемы операционализации показывают достаточную согласованность в своих экспериментальных эффектах. Буррис и Ремпл предположили, что ужас, связанный с собственной смертностью, может быть частным случаем более «широкого» страха, связанного с разрушением «маркеров идентичности» человека, символизирующих то, кем является человек, каковы его история и его положение в этом мире. Такие маркеры идентичности ориентируют человека в «экзистенциальном смысле», обеспечивают психологические «координаты», позволяющие человеку располагать себя в своих жизненных пространствах. В этом смысле, смерть является одним из случаев нарушения маркеров идентичности. Буррис и Ремпл получили эмпирические данные в поддержку этого предположения. Исходя из этого, можно предположить, что отношение человека к ин-группам и аут-группам может меняться в результате угрозы маркерам идентичности, аналогично тому, как это происходит при активации мыслей о смерти. Как уже отмечалось, эффекты теории управления ужасом могут иметь следствия в межэтническом восприятии. Исходя из этого, в частности, можно предположить действие дистальной защиты среди членов группы этнического и социального большинства при восприятии иммигрантов. Восприятие иммигрантов представляет собой не только социальную и политическую проблему. По всей видимости, оно имеет также психологические корни. При этом психологические механизмы изменения восприятия иммигрантов русскими до сих пор экспериментально изучены довольно слабо. В то же время приведенный выше обзор позволяет сформулировать в этом отношении некоторые предположения. В самом общем виде можно предположить, что угроза собственной смерти (шире – маркерам идентичности) может являться важным фактором, влияющим на восприятие этнических аут-групп в России. Запланированный нами эксперимент предполагает изучение восприятия иммигрантов в Россию русскими в контексте угрозы). Во-первых, можно предположить, что при активации мыслей о собственной смерти образ иммигранта в восприятии русского будет становиться менее привлекательным. Во-вторых, вслед за Буррис и Ремпл можно предположить, что снижение привлекательности образа иммигранта будет происходить также при возникновении угрозы другим маркерам идентичности. Например, в качестве угрозы маркеру идентичности может выступать угроза ин-группе индивида. Предположительно подобный эффект будет наблюдаться при предъявлении экспериментальной угрозы студенчеству как ин-группе для студентов-участников исследования. В-третьих, можно предположить, что у этого эффекта существуют ограничения. Так, при активации угрозы демонстрация иммигрантами позитивного отношения к русской культуре и ценностям может сделать образ иммигранта более привлекательным (ср. выше: Greenberg et al., 1990). Более того, показано, что контрстереотипный образ члена аут-группы при активации угрозы смерти также становится более привлекательным. Следовательно, можно предположить, что при активации угрозы смерти (или угрозы ин-группе как маркеру идентичности) контрстереотипность образа иммигранта приведет к его большей привлекательности для русских в сравнении со стереотипным образом иммигранта. В-четвертых, опираясь на данные Арндт, можно предположить, что восприятие образа иммигранта будет более благоприятным при дезидентификации русского со своим этносом, а также при негативном восприятии русским своего этноса и культуры. Наконец, в-пятых, можно предположить вслед за Хармон-Джонс, что еще одним механизмом увеличения привлекательности образа иммигранта будет экспериментальное повышение самоуважения индивида (либо диспозициональная высокая выраженность самоуважения). Полученные результаты могут иметь значение при определении стратегий позиционирования привлекательного образа иммигрантов.