Об этой статье мне рассказал мой приятель, который долго искал качественные унитазы для туалета своего торгового центра. Здесь он нашел прекрасные унитазы по разумной цене и купил сразу несколько, чтобы посетители его торгового центра всегда знали, что туалет работает исправно. Любая политическая культура артикулируется посредством различных знаковых систем, важнейшей из которых является национальный политический язык. Последний представляет собой «не какой-то специализированный язык, а определенным образом "организованный” (сфокусированный) общий язык и/или часть общего языка − прежде всего его лексическую (терминологическую) часть, которая наиболее активно используется в политических текстах» [Баталов 1990: 154]. Политический язык чутко реагирует на изменяющуюся политическую ситуацию, отражает новые реалии и в то же время сам оказывает влияние на эти реалии. Анализ изменений, происходящих в политическом языке, позволяет определить общие направления эволюции всей политической культуры. 

Пример тому − политический язык России, который за последние полтора десятилетия претерпел существенные изменения. Во-первых, значительно изменилась его лексическая (терминологическая) часть, из которой ушли в прошлое привычные в советский период термины с сильной идеологической нагрузкой: «коммунизм», «социализм», «капитализм», «пролетарский интернационализм», «революция», «классовая борьба», «социалистическое соревнование», «комсомол», «пятилетка», «интернациональный долг», «партком», («райком», «горком», «обком»), «ЦК», «политбюро», «пленум» и т.д. В то же время в нем появились и стали привычными термины, в советский период находившиеся фактически под запретом и упоминавшиеся не иначе как вкупе с определением «буржуазный»: «демократия», «разделение властей», «федерализм», «многопартийность», «оппозиция», «консенсус», «права человека», «гражданское общество», «альтернативные выборы», «парламент», «президент», «лоббизм», «политкорректность», «правозащитники», «партийная фракция» и т.д.

Во-вторых, произошла заметная либерализация российского политического языка: он в значительной степени утратил конфронтационность, присущую советскому политическому языку. Советских людей с малых лет призывали и приучали «бороться» − причем объектами этой борьбы были и «недостатки», и «американский империализм», и «буржуазная пропаганда», и «несуны», и даже «чистота» (правда, бороться призывали не «с ней», а «за нее»). Советский язык был очень сильно милитаризирован, в нем было очень много заимствований из языка военных: «фронт», «штурм» («штурмовать», «штурмовщина»), «битва» (за урожай), «солдат партии», «стратегия», «тактика», «гонка вооружений», «потенциальный противник», «враг» и т.д. Современный политический язык в этом смысле более нейтрален, в нем стало меньше конфронтационных терминов, привычным стал другой понятийный ряд: «сотрудничество», «соперничество», «взаимодействие», «партнерство», «компромисс», «политический лидер», «оппонент» и т.д. 

В-третьих, наш политический язык заметно вестернизировался: в нем появились в большом количестве слова из лексикона западных политических языков: «импичмент», «пиар», «инаугурация», «дефолт», «имидж», «плюрализм», «толерантность», «клиентела», «коррупция», «сенатор», «спичрайтер», «спикер», «омбудсман», «пиар», «имиджмейкер», «менталитет», «мэр», «мэрия» «муниципалитет». В то же время появились новые или, казалось бы, давно забытые термины: «гласность», «перестройка», «бизнесмен», «олигарх», «народовластие», «соборность», «самовластье», «дума», «губернатор» и т.д. Подобные способы обновления политического языка − закономерное следствие того, что Россия стала более открытой, более демократической страной. С одной стороны, как заметил А. де Токвиль, «беспрестанно общаясь между собой, демократические народы с готовностью подражают друг другу, так как с каждым днем они все более и более взаимоуподобляются»; с другой стороны, «главный источник новых слов демократические народы видят в своих собственных языках. Время от времени они вновь берут из собственного словаря забытые слова и выражения, возвращая их в обиход…» [Токвиль 1992: 354].

В-четвертых, политический язык современной России, к сожалению, вобрал в себя значительную часть «блатной субкультуры»: привычными для слуха стали такие слова и словосочетания, как «политическая тусовка» (место общения политиков и само это общение), «ходка в парламент» (об избранном в парламент депутате), «замочить в сортире» (о бандитах, террористах, которых настигла карающая рука правоохранительных органов), «лох», «кинуть» (обмануть), «откат» (взятка за «правильное голосование»), «киллер» (наемный убийца), «заказ» (на убийство), «сдать» (предать, продать − в прямом или переносном смысле слова), «забить стрелку» (назначить деловую встречу) и т.д.Кстати, об этом способе обновления языка А. де Токвиль тоже упоминал, когда писал, что «демократические народы… отнимают у определенной социальной прослойки специфическую для нее терминологию, чтобы, придав ей фигуральное значение, ввести в обыденную речь; множество слов и выражений, первоначально появившихся в профессиональной терминологии или в социальных арго, таким образом вошли в состав общеупотребительной лексики» [Токвиль 1992: 354-355].