Об этой статье мне рассказала моя знакомая, которая узнала http://www.hitpotolok.ru/material.html?di=12 и решила приобрести такие потолки. Они прекрасно смотрятся и скрывают все недостатки потолка. В настоящее время в функциональной стилистике наметился поворот от исследования наиболее общих объектов (функциональных стилей) к более частным (жанрам), продолжающий естественную линию развития этой дисциплины [11: 6]. Связь стиля и жанра настойчиво подчеркивал М.М.Бахтин: «По существу, языковые, или функциональные, стили есть не что иное, как жанровые стили определенных сфер человеческой деятельности и общения. В каждой сфере бытуют и применяются свои жанры, отвечающие специфическим условиям этой сферы; этим жанрам и соответствуют определенные стили» [3: 432]. Множественность жанровых образований в пределах стиля ставит вопрос о месте каждого из них в полевой структуре последнего. Объектом исследования в настоящей статье является речевой жанр (РЖ) допроса, предметом – экстралингвистические признаки этого жанра. Цель работы – сравнение экстралингвистических признаков допроса и официально-делового стиля (ОДС) для выяснения места рассматриваемого РЖ в структуре данного стиля. Допрос как жанр имеет место в сфере официальных отношений, которую обслуживает ОДС со свойственным ему комплексом экстралингвистических и лингвистических признаков. Этот стиль не представляет собой монолитного образования. Кроме того что он распадается на ряд подстилей, значительную стилеобразующую роль в нем играет такой фактор, как жанр, определяющий место текста в полевой структуре стиля. Рассмотрим экстралингвистические параметры жанра допроса на фоне соответствующих характеристик ОДС. ОДС обслуживает отношения между государствами, государственными учреждениями, государством и гражданами, возникающие на основе права и соответственно получающие отражение в правовом сознании. Одной из областей этих отношений выступает сфера правоохранительной деятельности, в которой функционирует диалогический жанр допроса, обеспечивая взаимодействие власти с гражданами в связи с расследованием свершившегося нарушения закона. Очевидно, что представитель правоохранительных органов и допрашиваемый в разной степени обладают правовым сознанием. Не случайно в теории правоведения выделяют три вида правосознания: обыденное, профессиональное и научное, - различающиеся глубиной отражения правовых явлений. «Обыденное правосознание – массовые представления людей, их эмоции, настроения «по поводу» права и законности. Эти чувства возникают под влиянием непосредственных условий жизни людей, их практического опыта. Профессиональное правосознание – понятия, представления, идеи, убеждения, традиции, стереотипы, складывающиеся в среде профессиональных юристов. Эта разновидность правосознания играет основную роль в реализации юридических норм… <…> Научное правосознание – идеи, концепции, взгляды, выражающие систематизированное теоретическое освоение права. <…> Носителями и генераторами этого вида отражения правовых явлений выступают ученые-правоведы» [18: 679]. Говоря о правовом сознании как одном из экстралингвистических параметров ОДС, имеют в виду его научную и профессиональную разновидности. Однако исследуемый жанр демонстрирует некоторый сдвиг по этому параметру: в процессе двустороннего общения на допросе реализуется профессиональное (следователь) и обыденное (допрашиваемый1) правосознание. Специфической формой отражения действительности в правовом сознании признается правовая норма, представляющая собой известное обобщение определенных жизненных ситуаций и несущая понятие о должном. Следователь и допрашиваемый в разной степени владеют правовой нормой. У первого она является частью системы юридических знаний, связана с пониманием закономерностей общественной жизни и роли нормы в поддержании установленного в социуме порядка, то есть имеет в своем основании рациональные, логические построения. У допрашиваемого норма имеет эмпирический характер, глубина ее понимания ограничивается непосредственными нуждами и сводится в первую очередь к обиходным представлениям, оценкам, навыкам поведения, соответственно понятие правовой нормы выражается другими способами – через переживания, установки, эмоции и пр., не случайно обыденное правосознание иначе называют правовой психологией [16: 761]. Разницу в профессиональном и обыденном понимании правовой нормы хорошо иллюстрирует следующий спор во время допроса по делу о дорожно-транспортном происшествии (наезде): (1) С2: Нет в отношении меня-то вы почему такие сплетни распускаете? Д: А я как я распускаю если они распускают? <…> Приходит… вот подождите… <…> …приходит ко мне человек… <…> С: …о том, что я взял какую-то взятку… Д: …да… С: …для того чтобы закрыть дело // Д: …а так не могли закрыть такое дело, такое тяжкое преступление и <…> закрыть дело… Сл.: Мы закрываем дела / мы прекращаем дела… <…> …отказываем вообще в возбуждении уголовных дел вот вы говорите какое тяжкое / дело по смерти… <…> …человек погибает а мы прекращаем дело потому что человек сам виновен… Допрашиваемый оценивает событие на основании житейских представлений, используя шкалу плохо – хорошо, честно – нечестно, справедливо – несправедливо. Основанием оценки в первую очередь служат последствия для пострадавшего, вызывающие определенное эмоциональное состояние, а не рациональные положения юридической науки. Поэтому термин тяжкое преступление, имеющий совершенно определенный смысл в законодательстве, употребляется вне своего терминологического значения для характеристики не столько правонарушения, сколько физического состояния пострадавшего после наезда, о чем свидетельствует отнесение к адъективной части терминологического словосочетания местоименного прилагательного такой. Итак, отмеченный для жанра допроса сдвиг по параметру формы общественного сознания относительно общепринятой характеристики ОДС прослеживается и на уровне формы и способов отражения действительности. Логично ожидать, что он проявится и в типах работы мышления. Официально-деловому стилю речи, как и другим функциональным стилям, соответствует определенный тип работы мышления, связанный с формой общественного сознания и отражения действительности. Говоря о том, что «правосознание и правотворчество осуществляются, по-видимому, не только в форме правовой нормы, но и в формах понятийно-логического мышления» [9: 74], имеют в виду наиболее типичные проявления сферы деятельности и обслуживающей ее речи. Однако если научное и профессиональное правосознание в силу присущих им способов отражения действительности связано с понятийно-логическим мышлением, то обыденному правосознанию на тех же основаниях (способы отражения действительности) свойствен конкретный тип мышления. В мышлении связь конкретного и абстрактного опосредствована методом восхождения от абстрактного к конкретному, стимулом применения которого является обращение к реальной конкретности [17: 94].В данном случае абстрактное «понимается в широком смысле как «бедность», односторонность знания, а конкретное – как его полнота, содержательность. В этом смысле принцип восхождения от абстрактного к конкретному характеризует… движение от менее содержательного к более содержательному знанию» [17: 93]. Так, при расследовании преступления его соответствие одному из видов нарушения закона (краже, мошенничеству, убийству и т.д.) обычно является очевидным сразу на основании наличия у него признаков, перечисленных в дефиниции понятия. Однако для юридической квалификации преступления необходимо не только понимание типологических черт, но и выяснение его особенностей, специфических условий и обстоятельств, поэтому смысл расследования состоит в получении максимально конкретного, то есть более содержательного представления о содеянном. Конкретной информацией, имеющей как эмпирический (сам видел, слышал, совершил и пр.3), так и неэмпирический (например, некоторые умозаключения) характер, которым обладает допрашиваемый. Особо значимой для следствия представляется эмпирическая информация, в основе которой лежит чувственное восприятие события. Сообщая эти сведения, допрашиваемый демонстрирует конкретное мышление, к которому особенно часто апеллирует следователь, выясняя факты: (2) Сл.: Также ты видел аудиомагнитофон да? / в квартире Б? Д: Да / такой маленький // <…> Сл.: А Б-то пояснил что откуда ты узнал что это с этой квартиры-то маг… магнитофон? Д: Откуда узнал я что с этой квартиры-то магнитофон? Он сказал // Сл.: Б? Д: Да // Ну у него дома вообще нет магнитофона / и он это только мог у К взять / послушать // А: Нет ты / свои домыслы или домыслы чужие никогда не передавай // Если ты думаешь что он так мог думать / или он так мог сделать // Сл.: От Б я узнал что К дал ему этот магнитофон послушать // А откуда ты узнал что этот магнитофон похищен из этой квартиры? Д: Так я же говорю он мне сказал // Сл.: Б? Д: Ну // А: Ты знаешь (нрзб) если ты мог думать что он так думал или не думал / лучше скажи что ты не знаешь // Д: Он сказал мне что он с той квартиры значит видимо он знал // В то же время конкретная информация о криминальном событии нуждается в оценке с точки зрения существенности, и эта оценка базируется на понятийно-логическом мышлении. Оно проявляется в запросе следователем юридически значимой информации посредством системы логически связанных между собой вопросов. Он производит классификацию и отбор существенных с правовой точки зрения данных и соотносит их с системой абстрактных юридических понятий. Таким образом, допрос в лингвостилистическим плане представляет собой способ переведения информации с обыденного уровня правосознания на профессиональный, а следователь является как бы посредником между абстрактными положениями закона и конкретным его нарушением. Взаимодействие и диалектическая связь двух названных типов мышления, опосредствованная методом восхождения от абстрактного к конкретному, составляет особенность допроса, которая дает основания считать, что по фактору типа мышления этот жанр также несколько отклоняется от стандартных характеристик ОДС. Каждый стиль выделяется специфическим свойством, определяемым базовыми экстралингвистическими факторами. Учитывая специфику права как формы общественного сознания и вида деятельности – выражение воли и характера правовой нормы как предписания к выполнению действия, речевую специфику делового стиля следует видеть в речевом выражении долженствования, предписания [9: 77-78]. Однако прямая их реализация возможна только сверху вниз, от вышестоящих организаций к нижестоящим, от органов власти к человеку. Очевидно, что эта область функционирования является для делового стиля центральной. В то же время ОДС обслуживает и отношения снизу вверх, в том числе обращения и сообщения граждан, адресованные органам власти. Жанр допроса мы рассматриваем в ряду таких сообщений. Вероятно, волюнтативная функция деловой речи проявляется здесь косвенным образом – через право на односторонний запрос информации следователем, организацию им взаимодействия с учетом, в первую очередь, интересов следствия, а также в том, что рассказ о событиях ведется последним на фоне представления о правовой норме, в соотнесении с ней. На первый же план выступает информативная функция в качестве промежуточного звена к осуществлению волюнтативной (сбор информации для обоснованного принятия судебного решения). Итак, анализ базовых экстралингвистических факторов жанра допроса в сравнении с аналогичными признаками ОДС обнаруживает сдвиг жанра от центра стиля к периферии, поскольку исследуемый феномен, обладая типичными признаками стиля, в то же время имеет некоторые признаки, не свойственные центральным явлениям. Официально-деловой стиль до последнего времени исследовался на материале письменных текстов, документов, каждый из которых представляет собой более или менее развернутый массово адресованный монолог. Существование ОДС в устной форме признается ограниченным [10: 73], хотя в последние годы появились работы, посвященные устной деловой коммуникации4. Соответственно лингвистические признаки, описанные в качестве типичных для деловой речи, подразумевают в первую очередь указанные способы реализации. Но допрос происходит в устной форме, представляет собой диалог или – реже - полилог5. Следовательно, речевое воплощение этого РЖ не может полностью соответствовать лингвистическим характеристикам ОДС, обусловленным ее каноническими формой и видом и описанным в литературе. Достаточно сложным является также вопрос о способе коммуникации, свойственном допросу. С одной стороны, допрос происходит в форме непосредственного общения между следователем и информантом и в процессе этого общения вопросы следователя адресованы именно информанту, а ответы последнего – именно следователю. С другой стороны, допрашиваемый понимает, что следователь является не частным лицом, а представителем органов охраны правопорядка и то, что он сообщает на допросе, через протокол станет известно другим сотрудникам той же сферы деятельности, и не может не учитывать этого факта при даче показаний. Бывают ситуации, когда указанный факт не представляется информанту существенным и он не акцентирует на нем внимания. В то же время записи допросов фиксируют и такие случаи, когда допрашиваемый отчетливо понимает (и словесно выражает это понимание), что его разговор со следователем не является личной коммуникацией, и осознание этого факта влияет на тактику его поведения на допросе, на степень его откровенности, то есть он признает свои показания адресованными определенной группе людей. Вероятно, последний подход к характеристике допроса с точки зрения способа коммуникации является более правомерным. Из сказанного выше следует вывод, что вторичные экстралингвистические признаки жанра допроса также демонстрируют сдвиг от центральной части ОДС к его периферии, где происходит пересечение функциональных стилей, их взаимодействие. Исходя из отмеченных первичных и вторичных экстралингвистических факторов, установим, с каким функциональным стилем пересекается ОДС в исследуемом жанре. Отклонения от официально-делового стиля в базовых и вторичных экстралингвистических параметрах наблюдается в речи допрашиваемого, который выступает как носитель обыденного уровня правового сознания, отражающего правовую норму посредством переживаний, установок, эмоциональных проявлений. Эмпирическая основа обыденного уровня правосознания проявляется в формах конкретного мышления, связанного с непосредственным восприятием событий, не дифференцированным с профессионально-юридической точки зрения. В жанре допроса реализуется информативная функция. Общение происходит в устной диалогической форме, но не является лично адресованным. Такие характеристики свойственны речевой коммуникации вне деловой обстановки и в первую очередь – разговорно-бытовой, обслуживающей практические потребности людей. Обращенность деловой речи одной своей стороной к сфере официального права, а другой – к практике человеческих отношений не случайна. Историки языка связывают формирование ОДС с необходимостью юридического оформления фактов не только государственной, но и частной жизни людей и отмечают значительную роль в этом процессе живой разговорной речи русского народа. Взаимодействие деловой речи с разговорной отмечают также современные исследователи устного делового общения [4: 137; 5: 26; 13: 56; 15: 140-141]. Таким образом, РЖ допроса оказывается сдвинутым к периферии ОДС, в зону взаимодействия этого стиля с разговорно-бытовым (или просто разговорным в терминологии М. Н.Кожиной [10: 213]). При этом следует ожидать: характерные особенности каждого из стилей получат несимметричное проявление в речи участников допроса, что связано с различием в ее экстралингвистических признаках. Определение места допроса в официально-деловом стиле, специфика преломления экстралингвистических признаков разных стилей в одном жанре, с одной стороны, обогащает представление о деловом стиле, с другой – позволяет выявить и объяснить особенности речевой организации жанра. Литература Анисимова Т.В. Типология жанров деловой речи (риторический аспект): Дис. докт. филол. наук. - Краснодар, 2000. - 349 с. + Прил. Астафурова Т.Н. Язык деловых коммуникаций: универсальное и специфическое в русском и английском языках // Функциональные и семантические особенности языковых явлений. – Волгоград, 1994.– С. 36–46. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Литературно-критические статьи. М., 1986. – C. 428-472. Губаева Т.В. Стилистико-смысловые свойства протоколов допроса (к проблеме диалогичности официальной письменной речи) // Типология текста в функционально-стилистическом аспекте. - Пермь, 1990. – С. 133 –139. Губаева Т.В. Протокол судебного заседания // Советская юстиция. - 1991. - № 9. – С.26 – 27. Губаева Т.В. Прагматика речевого общения в правовой сфере // Разновидности текста в функционально-стилевом аспекте. - Пермь, 1994. – С. 261 – 268. Киуру К.В. Теоретические основы построения инвариантной лингвистической модели оптимального речевого поведения профессионального коммуникатора в сфере делового общения //Филология на рубеже XX-XXI веков. - Пермь, 1996. - С. 145-146. Киуру К.В. Моделирование оптимального речевого поведения в сфере делового общения // Вести Челяб. ун-та. Сер. 2, Филология - Челябинск, 1997 - №1. – С.183 – 186. Кожина М.Н. О речевой системности научного стиля сравнительно с некоторыми другими. - Пермь, 1972. - 395 с. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. - М., 1993. - 223 с. Кожина М.Н. О соотношении стилистики и прагматики // Стилистика и прагматика. – Пермь, 1997. – С. 3 - 7 Кожина М.Н. Речевой жанр и речевой акт // Жанры речи: Сборник научных статей. – Саратов. Колтунова М.В. Какой тип речевой культуры преобладает в деловом общении // Русская речь. 1996. № 6. – С. 54 – 57. 14. Тетерин Б.С., Трошкин Е.З. Возбуждение и расследование уголовных дел. – М., 1997. 15. Шилак Л.В. Особенности деловой беседы как разновидности текста // Сборник научных трудов / Московский пед. институт иностр. яз. - М., 1987. Вып. 282 – С. 135 – 142. 16. РЮЭ – Российская юридическая энциклопедия / Гл. ред. А.Я.Сухарев. – М., 1999. – X, 1110 с. 17. ФЭС - Философский энциклопедический словарь / Гл. редакция: Л.Ф.Ильичев, П.Н.Федосеев, С.М.Ковалев и др. – М., 1983. – 840 с. 18. ЮЭ - Тихомирова Л.В., Тихомиров М.Ю. Юридическая энциклопедия. - 5-е изд., доп. и перераб. / Под ред. М.Ю.Тихомирова. – М., 2001. – 972 с. 1 Мы отвлекаемся от тех случаев, когда допрашиваемый так же, как и следователь, обладает правовым сознанием настолько, что способен профессионально оценить события и поступки, в связи с которыми дает показания.
2 Здесь и далее приняты следующие условные обозначения: А – адвокат, Д – допрашиваемый (-ая), С – сотрудник, который раньше вел дело; Сл. – следователь. Знак <…> говорит о том, что выпущена часть допроса с репликами разных участников с целью более эксплицитного представления развития темы.
3 См.: "Свидетель… получает информацию об обстоятельствах дела в результате личного восприятия наблюдаемых им фактов и событий или сведения об этих фактах и событиях со слов других лиц" [Тетерин, Трошин, 58].
4 См. об этом: 1; Астафурова;6; 7; 8; 13; 15 и др.
5 Вкрапления полилога наблюдаются, когда присутствует третье лицо; полилог имеет место в такой разновидности допроса, как очная ставка.