В ряду проблем, связанных с изучением творческого потенциала языка, вербализацией нового знания, специфика терминопорождения всегда занимала важное место. Терминопорождение в аспекте динамических порождающих теорий представляется нам актуальной категорией теории терминоведения. Это сложный и противоречивый процесс, поскольку, с одной стороны, он связан с познавательной деятельностью исследователя и типом его мышления, а с другой - с необходимостью зафиксировать  результат познания в вербализованной форме, "плавно” вписывая его в наличную систему научного знания. В связи с этим вполне понятна необходимость рассмотреть проблему соотношения терминопорождения и научного творчества.

Прежде всего отметим то, что терминопорождение характеризуется единством противоположностей - стереотипного и творческого - и определенным типом их взаимообусловленности. Речь идет не столько о том, что границы между данными понятиями размываются, сколько об обязательном и одновременном присутствии того и другого начала в терминотворчестве. Создание новой категории неизбежно начинается с рассмотрения предпосылок ее становления и анализа условий зарождения.

В истории развития науки с древности известно мнение (принадлежащее Платону) о том, что любое "знание есть не что иное, как припоминание” и что "всякое знание, не совпадающее с предшествующими представлениями, должно искать себе опору в аналогиях и сравнениях!” (Бэкон 1980). Ф.Бэкон указывал на то, что в науке целью "является скорее определенная готовность и умение использовать уже имеющиеся у нас знания, нежели увеличение и развитие их” (1980:311). Во многих современных исследованиях осознание сущности науки идет почти в том же направлении. Так, Н.Г.Комлев и М.Л.Ремнева считают, что "в науке, в отличие от искусства, действует закон кумуляции. Имеются две ее разновидности: вертикальная и горизонтальная. Первая означает, что наука базируется на предшествующих знаниях. ... Второй вид кумуляции предполагает, что специалист учитывает результаты исследований в параллельных областях” (1997: 50-51). "Одним из важных результатов более чем десятилетнего развития когитологии, - утверждают современные философы В.В.Петров и В.И.Герасимов, - является идея о неразрывной взаимосвязи процессов, происходящих в человеческой памяти, а также определяющих построение и понимание языковых сообщений. Действительно, понимание некоторой новой ситуации сводится прежде всего к попытке найти в памяти знакомую ситуацию, наиболее сходную с новой. Мы даже можем обрабатывать новые данные, не иначе как обратившись к памяти о ранее накопленном опыте” (1988: 7-8).

Приведенное суждение в полной мере подтверждается конкретными фактами терминопорождения. Сошлемся для примера на процесс создания термина "живое вещество” в научном творчестве В.И.Вернадского. Ученый полагал, что само по себе понятие "живого” создано не наукой, оно пришло в научный обиход из жизненного опыта как создание здравого смысла, представляющее собой аксиоматическую истину. В.И.Вернадский говорил о том, что он сознательно не использовал в данном случае нового термина, поскольку, по его мнению, биологические науки и так переполнены неологизмами, "в конце концов приводящими не к прояснению понимания явлений, а к их затемнению. Создавая новый термин наряду с ранее существующими, мы тем самым оставляем в стороне работу над углублением и уточнением в понимании старых терминов. К тому же, к сожалению, история науки показывает нам, что всякий неологизм подобно всем другим научным терминам, скоро теряет свою ясность, становится различным в понимании разных исследователей и, не вытесняя окончательно старого термина, создает новые проблемы, нередко чисто логического, а не реального знания” (1978:219). Таким образом, В.И.Вернадский, используя старое, привычное понятие "живого вещества”, наполняет его новым научным содержанием, ограничивающим многочисленные свойства данного вещества только теми, которые связаны с его массой (весом), химическим составом и энергией. Именно в таком значении термин "живое вещество” является новым термином языка науки, в создании которого воплотились черты как стереотипного, так и творческого.

Из всего высказанного следует, что современные взгляды на развитие  науки продолжают развивать исторически сложившийся тезис о том, что "наука не практикует «сюрреалистические эксперименты” бессмысленного продуцирования слов или продуцирования бессмысленных терминов. Создание нового слова в науке или использование старого в новом контексте всегда отвечает определенным требованиям логики развития нового знания” (Кулиев 1987:9).

В лингвистическом плане переосмысление старых, исходных понятий является не чем иным, как метафоризацией. Рассмотрение метафоризации на фоне научного творчества стало возможным только после отказа от известного тезиса о детерминированности и предписывающем характере науки и признания идеи о том, что "оказывается более плодотворным рассматривать развитие науки и познания в целом не как некий монолог аналитического ума, а как диалог - человека с природой и человека с человеком” (Попович 1987: 27).

Сущность научной метафоры представляется нам достаточно противоречивой. Прежде всего инкорпорационность научного знания (включение старого знания в новое) создает консервативную основу научной метафоры. Если полагать, что в основе научной метафоры лежит аналогия, то, ссылаясь на Ф.Соссюра, можно заключить, что "аналогия - именно потому, что она для своих инноваций пользуется исключительно старым материалом, - является определенно консервативным началом” (1977: 206-207). Кроме того, консерватизм науки задается непосредственно научной парадигмой, являющейся также стабилизирующим началом, что, в свою очередь, обусловливает стабильность научной метафоры. Тем не менее природа научной парадигмы еще не дает права на раздельное рассмотрение стереотипного и творческого начал в научной метафоре.

Среди факторов, определяющих необходимость изучения творческой основы научной метафоры, отметим следующий: основной тенденцией развития науки является преодоление имманентности, иначе, концептуального барьера, создаваемого понятийной системой науки, за счет мощной опоры на естественный язык, поэтому сама сущность научной метафоры, основного средства актуализации указанной тенденции, предполагает взгляд на природу метафорического терминопорождения как единства двух начал. Механизм этого процесса основан на языковом свойстве нетрадиционной вариативности, характерном для любого творческого процесса. Как отмечает С.С.Гусев, в аспекте научного творчества "особенно интересно рассмотреть превращение слов и выражений естественного языка в специальные научные термины. Использование языковых конструкций нетрадиционным образом представляет собой один из типичных случаев метафоризации и позволяет выявить новые, ранее скрытые (или не существовавшие вовсе), способы связи идей” (1984: 132).

Другой важной чертой метафорического терминопорождения как творческого процесса оказывается его опосредованный характер, заключающийся в том, что в ходе научной коммуникации отправитель информации передает свои выводы в отношении нового исследуемого объекта с помощью других объектов. Причем диалектика этого процесса такова, что естественный язык - источник первичных представлений - не содержит предельного списка единиц, которые могли бы использоваться в качестве посредников для адекватного представления нового порождаемого смысла; у каждого индивида имеется свой опыт опосредованного представления новизны, поэтому выбор такой единицы всегда носит вероятностный характер. Однако необходимо отметить и другое: индивидуальное представление новизны обусловлено прежде всего главной коммуникативной задачей, заключающейся в адекватности понимания, из чего следует, что индивидуальное формируется на базе общего, воспроизводимого в коллективном опыте людей. Тем не менее в какой бы мере ни зависело порождение термина от общих, установленных в языковом обществе закономерностей передачи нового знания, ведущим всегда является его субъективный характер. Уместно напомнить, что в свое время К.Поппер придавал большое значение индивидуальному творчеству в науке и считал, что "реальной опасностью для прогресса науки является не возможность его прекращения, а такие вещи, как отсутствие воображения (иногда являющееся следствием отсутствия реального интереса), неоправданная вера в формализацию и точность ... или авторитаризм в той или иной из его многочисленных форм” (1983: 327).

В рамках динамической теории термина к решению проблемы противоречивости терминотворчества в целом можно подойти двумя путями: при помощи когнитивного и собственно лингвистического анализа.

В когнитивном аспекте трактовка противоречия процесса создания термина, заключающегося в объективно-субъективном характере, представляется нам следующим образом. С одной стороны, в процессе порождения нового термина происходит индивидуальное кодирование авторской концептуальной системы, а с другой стороны, учитывая специфику научного общения, можно заметить, что происходит переход от субъективного к интерсубъективному. Уточним, что понимается под спецификой научного общения. Отправитель информации, являющий­ся носителем нового знания, стремится преодолеть определенного рода неустойчивость, возникающую в результате неравенства научного знания коммуникантов, но в то же время он не ограничивается этим, поскольку цель научного общения состоит в инициации интеллек­туальной деятельности адресата, направленной на интерпретацию нового научного знания. Интерпретация адресатом новой научной информации, включающей новые концепты, означает, по сути дела, построение своих текстов, основанных на индивидуальном понимании вновь созданных концептов. Отметим, что в результате этой деятель­ности рождаются суждения более высокой степени абстрактности по сравнению с исходной информацией. Кроме того, при порождении адресатом нового научного текста вновь порожденный авторский концепт соотносится с уже существующей системой научного знания, и тем самым создаются предпосылки перехода субъективного в объективное. В этом нам видится смысл познавательного процесса, в результате которого реализуется возможность перешагнуть границу собственного опыта и соотнести его с системой знания в целом.

В собственно лингвистическом аспекте в рамках динамической теории термина терминопорождающий процесс можно трактовать посредством семиотического понятия знаковости термина. Действительно, сам по себе естественный язык еще не является концептуальной системой. Слово - это лишь определенный знак, код, а терминопорождение на основе естественного языка, соответственно, представляет собой процесс кодирования специфического научного знания. Учитывая знаковую сущность термина, следует заметить, что в ходе научной коммуникации кодируется не "какой-то общий для коммуникантов, или один и тот же, смысл "семантики языка” (Павиленис 1987:114), а непосредственно новизна научного концепта. В противном случае, по нашему убеждению, никогда бы не был преодолен порог старого опыта, который соотносится с внутренним значением слова естественного языка. Мы предполагаем, что в процессе кодирования знания при порождении нового термина происходит смещение семантического центра слова-основы и возникновение еще одного символического центра, который устанавливает связь с новыми аналогичными семантическими структурами создаваемой концеп­туальной системы, т.е. происходит так называемая конструктивация действительности, а не ее механическое отражение.

Таким образом, субъективно-объективный характер термино­творчества проявляется через зависимость от первоначального зна­чения слова-основы, подкрепленного предшествующей системой обы­денного знания, и одновременное отталкивание от этого значения для создания новых концептуальных отношений. В этом смысле целью научной коммуникации является как выравнивание исходного научного знания коммуникантов, так и его приращение. Научная коммуникация инициирует поиск нового концептуального смысла. Следовательно, процесс терминотворчества детерминирован старым знанием, что составляет объективированную (стереотипную) часть нового порождаемого смысла. В свою очередь, объективированный смысл, вполне естественно, включает перспективную возможность наполнения новой семантической структуры нестандартным содержанием, которое является субъективной (творческой) частью нового порожденного смысла. В обусловленности старым научным знанием и одновременно независимости от него состоит сущность процесса терминотворчества.

Практический анализ научных текстов убеждает нас в том, что вновь порожденные термины-метафоры (например, убийство клеток, химическое спокойствие, сгущение жизни, съеденные тельца, пустынность Вселенной, алгоритм с оракулом, возмущенная орбита) часто являются весьма неудобными фактами языка науки ввиду их несогласованности с прежними терминологическими теориями. Этому не приходится особенно удивляться, поскольку классическая терминоведческая теория объясняет появление в терминологиях различных наук терминов-метафор как результат первичного, во многом интуитивного, чувственного процесса познания, и как следствие этого, данные термины трактуются как единицы, требующие обязательной замены на другие, более "надежные” термины, свойства которых  заданы уже существующей теорией.

Традиционное терминоведение, по нашему мнению, никогда не поднималось в своей оценке терминологической метафоризации до некоторой всеобщности, обеспечивающей реальное развитие любой терминосистемы, а ограничивалось лишь констатацией факта существования терминов-метафор как определенного рода "отклонений” от стандарта. В этом смысле можно сказать, что в рамках классического терминологического опыта любая терминология рассматривалась как "привилегированная”, т.е. закрытая, хорошо организованная, управляемая особыми законами система знаков, а не как ценная своей естественностью, открытостью и деривационностью языковая система, обеспечивающая "сдвиги” знания.

Однако, как замечает П.Фейерабенд, "теории не следует менять до тех пор, пока к этому нет принудительных оснований, а единственным принудительным основанием для смены теории является ее расхождение с фактами” (1986: 69). В этой связи нам хотелось бы остановиться на характеристике новой для теории терминоведения категории - терми­нологической метафоризации (ТМ), которая как раз позволяет, с одной стороны, эксплицировать расхождения с теорией фактов, возникших внутри традиционной теории термина, а с другой - сконцентрироваться на иных понятиях, способных в определенной мере разрешить пара­доксальное состояние указанной теории. Несомненно, что указанная категория ТМ не является абсолютно чуждой эмпири­ческому бытию терминосистем, однако, она становится более ощутимой благодаря анализу всего языкового пространства, отражающего знание - анализу, способному выявить иллюзорность видимого "порядка” в термино­системах.

История становления и развития многих терминоведческих кате­горий и понятий в некотором смысле одинакова: по определению В.А.Татаринова, в ходе их формирования "происходило постепенное расшатывание их внутреннего категоричного смысла” (1996: 118). Такой же путь в своем развитии проходит и категория ТМ. Анализируя его, отметим, что концепция соотношения термина и мета­фо­ры прошла в своем развитии по крайней мере три этапа: от тради­ционного утверждения о противоположности нейтрального термина и конно­тативной метафоры через тезис о возможности употребления метафоры в научном творчестве к "безумной” идее о том, что термино­логизация по своей природе метафорична. Наиболее интересными исследова­ниями в этой области являются работы С.С.Гусева (1984), Г.Г.Кулиева (1987), В.Н.Телия (1988), Н.Д.Арутю­новой (Теория метафоры 1990), Е.О.Опариной (1988). Так, по справедливому ут­верждению Н.Д.Арутю­новой, "отношение к употреблению метафоры в научной терминологии и теоретическом тексте менялось в зависи­мости от многих факторов - от общего контекста научной и культурной жизни общества, от философских воззрений разных авторов, от оценки научной методоло­гии, в част­ности, роли, отводимой в ней интуиции и аналогическому мышлению, от характера научной области, от взглядов на язык, его сущность и предназначение, наконец, от понимания при­роды самой метафоры!” (Теория метафоры 1990: 10). В приведенном утверждении очень точно определены факторы, в целом повлиявшие на плю­­рализм мнений, а также многоаспектность в изучении научной метафоры.

Известно, что долгое время метафора рассматривалась как принадлежность художественной литературы, а если она и встречалась в научных текстах, то предпринимались все усилия по ее устранению (об этом пишет Э.МакКормак: "Metaphors were acceptable in poetry and literature for there the purpose of the writer was to convey intence feeling about the nature of human existence. But when metaphor appeared in science or philosophy, efforts were immediately undertaken to eliminate it, for it was considered to be dangerous rather than beneficial” (MacCormac 1976: 72). Наиболее плодотворными исследованиями, содержащими  обоснованные аргументы против деметафоризации терминологии и языка науки в целом, являются исследования С.С.Гусева, Э.МакКормака, В.В.Налимова, С.Е.Никитиной, В.В.Петрова, П.Рикера, В.Н.Телия и др. В данных работах, по нашему мнению, заложены предпосылки создания теории метафорического терминопорождения.

Как следует из хронологии работ, посвященных проблемам метафоризации, становление понятия ТМ идет параллельно со становлением понятия научной метафоризации, но первоначально формируется понятие научной (или когнитивной) метафоры как наиболее широкой категории.

В нашем понимании, оба понятия - терминологическая метафоризация и научная метафоризация - являются вполне совместимыми и нередко употребляются в синонимических контекстах, однако мы считаем необходимым пояснить разницу между ними. Прежде всего, понятие научной метафоризации является для нас более широким понятием, чем понятие ТМ, поскольку оно включает в себя как терминологическую метафоризацию, так и метафоризацию другого рода  (концептуальную или теоретическую), которая не всегда ограничивается формой  ТМ. Концептуальный, или теоретический, тип метафоризации представляет собой более сложное понятие, поскольку соотносится с творческим, психологическим и собственно теоретическим субстратами порождающего процесса. Следовательно, понятие научной метафоризации более широкое и сложное по сравнению с ТМ. В свою очередь ТМ - это явление лингвистическое и собственно терминологическое, рассматриваемое на основе языкового субстрата, хотя часто интерпретируемое на фоне таких понятий, как индивидуальное творчество, творческая эвристика, концептология и др. Таким образом, в тех случаях, когда имеется в виду порождающий процесс в широком смысле этого слова, считаем возможным использование понятия "научная метафоризация”, поскольку оно включает в себя понятие ТМ. В случае же рассмотрения чисто языковых свойств и характеристик порождающего метафорического процесса в научных текстах мы используем понятие ТМ, отдавая предпочтение языковой сфере исследования метафоры.

Вполне естественно, что процесс становления непосредственно понятия ТМ представляется нам далеко не единообразным. На наш взгляд, в нем можно выявить три периода. Первый период становления данного понятия мы связываем с преодолением традиционных, в некотором роде предвзятых мнений в отношении природы вновь создаваемого термина. Очевидно, что разработка понятия ТМ сначала происходила путем преодоления некоторых довольно устойчивых тенденций, связанных с методологией изучения термина. Первая из них заключалась в доминировании понятий, выработанных "инженерным” направлением в терминоведении: эти понятия характеризовались устойчивостью, аксиоматичностью. Главной устойчивой категорией являлся сам термин, под которым понимался готовый, уже созданный знак, удовлетворяющий требованиям той или иной области знания. Основной задачей терминоведения данного периода являлась проблема "изучить эволюцию терминов и подвести под нее закон” (Татаринов 1994: 54), хотя данная задача, как указывает Э.К.Дрезен, не так уж нова. Еще в древности некоторые научно-технические понятия, такие как единицы длины, веса, объема, определялись с помощью государствнной власти. Сложившаяся в традиционном терминоведении методика исследования термина в соответствии с поставленной задачей заключалась в том, что термин рассматривался сквозь трафарет заданных прагматических требований. Многие из созданных таким образом научно-технических терминов сохранили долгую историю, поскольку обладали непротиворечивым содержанием и поэтому претендовали на большую объяснительную силу.

Метафорические термины, как уже было отмечено, являлись весьма "неудобными” терминами, поскольку, во-первых, они представляли собой плоды индивидуального творчества ученых и поэтому выпадали из общего стандарта, предъявляемого к терминам; во-вторых, в силу нестандартности и индивидуальности метафорических терминов создавалась трудность в их унификации и стандартизации из-за свойственных им обширных внетекстовых связей, поэтому такие термины, несмотря на их большую частотность, чаще всего не подвергались систематологическому анализу.

Отметим, что уже в этот период некоторыми исследователями отмечается расхождение реальных фактов терминообразования с непосредственно терминоведческой теорией. Как считает В.П.Даниленко, хотя метафоризация является одним из первых способов терминообразования, метафорические термины относятся к числу "неудовлетворительных”, поэтому "в практической работе по упорядочению терминов метафорические образования стараются заменить теми, которые отражают классификационные признаки” (Лингвистические проблемы 1970: 188).

Таким образом, в трудах классического терминоведения признается необходимость систематологии терминов (может быть, по аналогии с систематологией растений или периодической системой). На наш взгляд, создание такой системы возможно, но в таком случае понятие термина свелось бы лишь к его трактовке как идентифицирующей единицы. Между тем решение вопросов, связанных с классификацией терминологии, могло быть более адекватным, если бы учитывались важные факторы не только существования терминов, но и их порождения и функционирования. При этом чрезвычайно важным является выявление не только идентифицирующих свойств терминов, но и других свойств, характерных  для более сложной, чем простое слово, языковой единицы. Более широкий взгляд на проблему статуса термина, и метафорического термина в частности, требует от исследователей по-новому осознать реальность метафоризации как основного терминопорождающего процесса, а также необходимость разработки его теоретических оснований, что, безусловно, поможет в дальнейшем определить роль и место данного процесса в системе терминологизации.

Кроме того, в процессе становления понятия ТМ следует отметить роль еще одного устойчивого фактора - понимание термина как нейтральной языковой единицы. Традиционное понятие нейтральности термина формируется главным образом в рамках нормативности употребления, поскольку "естественная асимметрия термина как языкового знака, выражающаяся в многозначности, считалась свойством, с которым необходимо бороться” (Кияк 1989: 8).

Отметим, что позитивная альтернатива понятию коннотативности метафоры возникла вместе с "новыми” теориями метафоры. Так, еще М.Блэк выступал против мнения о том, что метафора нужна в тексте только лишь как средство украшения, считая, что загадка метафоры кроется в том, каким образом, используя стандартные ресурсы языка, она создает нестандартный эффект. Точно так же и Д.Дэвидсон, отмечая, что у метафоры нет специального значения и что метафора ни о чем другом не говорит, кроме своего буквального значения, также имеет в виду отсутствие коннотативности в метафоре. В свою очередь, Р.Якобсон рассматривал метафору и метонимию не в качестве фигур или троп, а как основание многих языковых процессов (Теория метафоры 1990). Интерпретация научной метафоры на фоне таких понятий, как экспрессия и образность, оказалась довольно длительной и устойчивой и не миновала отечественного терминоведения. О своеобразной "борьбе” терминологов с явлением образности и экспрессивности в случаях метафорической терминологизации говорится в работе В.П.Петушкова "Лингвистика и терминоведение” (Татаринов 1994).

Очевидно, что критика сторонников концепции экспрессивности термина-метафоры ведется не совсем последовательно. Уязвимость их позиции заключается в том, что, совершенно справедливо отмечая специфический характер метафорического термина, заключающийся в его "неэкспрессивности”, терминоведы остаются в своей критике на прежних позициях определения критерия статуса термина - заданности определенным требованиям. Как утверждает В.П.Петушков, основным аргументом при доказательстве разрушения образности метафорического термина является констатация отмирания внутренней формы термина, распада его метафоричности и стирания экспрессивности, что является критерием соответствия определенным терминологическим нормам или требованиям. Отсюда следует, что именно интерпретация понятия термина на фоне предъявляемых к нему требований точности и нейтральности несколько затормозила исследование метафорического характера терминотворчества, поскольку любые проявления семантической вариативности термина считались нежелательными и исключались из континуума исследовательских проблем. Как указывал Р.Г.Пиотровский в 1952 г., "вопрос об однозначности, точной семантической очерченности и абсолютной семантической нейтральности термина представляется для большинства языковедов почти решенным” (Татаринов 1995: 206).

Второй период становления понятия ТМ связан с доминированием понятия многозначности термина и совпадает с периодом 70-80-х гг., когда в терминоведческих работах стала очевидной тенденция к рассмотрению терминов как противоречивых, неоднозначных единиц и изучению полиморфности языка науки в целом. В этот же период, наряду с распространением идей о полиморфности языка науки и ее основных единиц, значительно обогащается сама теория словообразования. Словопорождение рассматривалось не в рамках конкретного уровня языковой системы, а как межуровневое, процессуальное явление. Так, С.Ю.Адливанкин полагал, что «процесс словообразования ни с отдельной областью языка особо соотнесен быть не может - ни с лексикой или морфологией, ни с синтаксисом: нельзя абсолютизировать тот или иной этап словообразовательного процесса (с присущими ему доминирующими связями); словообразование не может быть отнесено к какому бы то ни было  уровню, или ярусу, языка либо же само по себе представить такой уровень (или "надуровень”, "сверхуровень”), как это пытаются обосновать некоторые ученые. Попытки установить языковой статус словообразования путем включения его в уровневую стратификацию языка абсолютно бесперспективны уже постольку, поскольку при всех расхождениях в трактовке организации языка, наверное, можно считать общепринятым, что уровни - это определенные "части”, "стратумы” и т.п. субстанции (или структуры) языка и потому никоим образом не могут "вместить” что бы то ни было по природе своей процессуальное” (1979: 22-23). Чуть позже появляется словообразовательная концепция Е.С.Кубряковой, сближающая собственно словообразование и синтаксис "по творческому характеру происходящих здесь процессов, по неэлементарности значений, в них создаваемых, по сложности функций наблюдаемых здесь единиц” (1981: 198).

Таким образом, можно заключить, что данный период в развитии теории метафоры является переломным, поскольку, во-первых, все настойчивее звучит мысль о необходимости вскрытия сущности терминов-метафор, их роли в языке науки; во-вторых, ставится задача изучения соотношения творческого и стереотипного в процессе создания новых терминов. Отметим, что в этот период на основе тезиса о широте семантического значения термина (Капанадзе 1965, Котелова 1979) прочно утверждается мнение о естественности и неизбежности метафор в языке науки, поскольку искусство создания новых терминов тесно связано с искусством научных открытий, и, по выражению Ф.Бэкона, "только пустой и ограниченный ум способен считать, что можно создать и предложить некое с самого начала совершенное искусство научных открытий, которое затем остается только применять в научных исследованиях” (1971:313).

Третий период разработки понятия ТМ связан с преодолением тенденции, противостоящей теории терминологической метафо­ризации­ и заключающейся, на наш взгляд, в преимущественном рассмотре­нии метафоры как языкового явления в рамках стилистики художественного текста. Именно в стилистике метафора определяется как троп, маркирующий степень экспрессивности художественного текста. Отметим, что данному периоду предшествовала многовековая традиция исследовать метафору как риторическую фигуру, троп, основанный на сходстве свойств или качеств двух соотносимых объектов.

Тем не менее, рассуждая о роли стилистики в собственно терминологическом аспекте, нельзя определить ее однозначно, по­скольку, с одной стороны, научная метафора действительно получила в стилистике одностороннюю интерпретацию (только как тропа), с другой - именно стилистике принадлежит честь открытия реального функционирования термина, наличия у него образности, иначе, отклонений от привычных, заданных параметров. Большую роль в этом плане сыграла статья В.Н.Прохоровой "Об эмоциональности термина” (Татаринов 1995).

Говоря о роли стилистики в становлении понятия ТМ, отметим, что появление исследований, посвященных изучению метафорической образности в языке науки, оказалось очень своевременным, поскольку в самом терминоведении создалась тупиковая ситуация, при которой факты стали противоречить имеющейся классификационной теории, а самым весомым аргументом в решении любой проблемы был, как мы уже отмечали, критерий соответствия термина набору определен­ных правил. В этом смысле стилистические исследования научной экспрессивности придали особую динамичность собственно терминоло­гическому анализу терминопорождения и заложили предпосылки создания теории ТМ.

Остановимся на собственно языковых предпосылках создания теории терминологической метафоризации. Одной из них можно считать разработанную в 60-х гг. интеракционную теорию метафоры, изложенную в трудах А.А.Ричардса и М.Блэка. Заслугой данной теории является то, что она положила начало развитию понятия научной метафоры. В отечественном терминоведении интеракционная теория получила свое дальнейшее развитие в трудах В.Н.Телия, Н.Д.Ару­тюновой, В.Г.Гака, С.Е.Никитиной и др. Так, В.Н.Телия утверждает, что "в метафоре происходит не простое уподобление (типа сравнения), а своего рода "перетасовка” признаков в процессе интеракции основной сущности и двух вспомогательных признаков, актуализирующихся в "буквальном значении”, и признаков, ассоциируемых с представлением о референте этого значения, рассматриваемом, однако, с точки зрения метафоры и ее цели. Все эти признаки "запускаются” в систему посредством их выравнивания на основе аналогии, завершающей когнитивную их обработку в рамках целостного концепта” (1988: 46).

Созданию теории ТМ, безусловно, способствовало осознание важности изучения процессов семантической деривации в профессиональном языке (Даниленко  1986). По мнению автора, степень изученности данной проблемы нельзя считать исчерпывающей, ее решения существуют пока лишь в форме вопросов, "пока остается неясным, в каких случаях происходит актуализация этого способа. Представляет ли он всякий раз "счастливую находку”? И в этом смысле это всегда случайность (можно вспомнить историю появления терминов шимми или дырки проводимости). Или в использовании его есть определенная закономерность? Если да, то в каких конкретных ситуациях она срабатывает?” (Даниленко 1986: 13).

Процесс становления понятия ТМ на современном этапе связан со специфическим исследованием научной метафоры, точнее, выявлением и последующим изучением противоречивого характера научной метафоризации, заключающегося в том, что