Нам хотелось бы рассказать вам о том, что http://edunews.ru/professii/Proforientaciya очень важна, потому что она помогает учащимся определиться с тем, кем они хотят быть в жизни. На данном сайте можно прочитать полезные статьи по поводу профориентации. Это поможет школьникам сделать правильный выбор и не разочароваться в жизни. Помогите учащимся найти себя. Особо следовало бы как образования рассмотреть слова женотделка и жилтоварищ. Если первое можно было бы рассматривать как суффиксальное образование от женотделец, с заменой суффикса (женотдел – женотдел(ец) – женотдел(к)а по типу комсомол → комсомолец → комсомолка), чего, впрочем, сделать с полным основанием невозможно в силу специфики женского отдела, а потому образование женотделка логичнее было бы относить к образованиям через ступень [о чересступенчатом словообразовании см.: Валгина 2003: 144] (женотдел → … → женотделка), то второе, жилтоварищ, только внешне выглядит как аббревиатура. Логичнее его представить следствием усечения аббревиатуры жилтоварщество с мотивацией (вторичной, подкрепляющей) имеющегося, советски отмеченного, товарищ, поскольку в слове товарищество, а также жилтоварщество такой отмеченности нет. В пользу такого направления мотивации (жилтоварищ / ество → жилтоварищ, хотя без элемента жил- будет товарищ → товарищество, но в этом последнем случае товарищ используется в другом значении – ‘содельщик, пайщик, соартельщик, компаньон’) говорит и то, что, если слово жилтоварищество нейтрально, то жилтоварищ окрашено стилистически (разг.-ирон., насмешл.) и в семантическом отношении по сравнению с товариществом смещено. Жилтоварищи – это не просто члены жилищного товарищества как объединения жильцов, это советское явление, глухое и опасное объединение самоуверенных, непритязательных, необразованных и бесцеремонно-грубых товарищей – хозяев жизни, дома и всех его обитателей.

Еще одну группу образуют слова, советизированность которых следует из типичности, активности модели словообразования, характерной для языка советского времени того или иного периода, сочетающейся с а) ощущаемым в слове, его внутренней форме и мотивации, отображением концепции человека – характерным для советизированного сознания отношением к нему, следующим из вырабатываемого в условиях и на основе экзистенционально-идейного опыта представления о нем, либо с б) идеологической и пропагандистской отмеченностью производящих основ соответствующих словосочетаний и слов, от которых было образовано данное слово. Примером случая (а) может послужить образование койко-больной (проф. ‘единица счета больных в стационаре медучреждения’ [ТСЯС]), полученное сложением по типу человекодень, человекочас, трудодень, а также койко-день, койко-место и заключающее в себе советизированно отмеченное представление о человеке как о месте и единице, привязываемой к месту, связываемой с местом. Примерами (б) – конноармеец, конногвардеец, красноармеец, красногвардеец, краснопутиловец, краснофлотец, полученные суффиксально-сложным либо сложным (краснопутиловец) способом из соответствующих идеологически отмеченных словосочетаний Конная Армия (Гвардия), Красная Армия (Гвардия), Красный путиловец, Красный флот.  

Третья группа представлена суффиксальными образованиями правленец, управленец, низовик (первые два в знач. ‘член правления, управления’, а не ‘работник сферы управления как отрасли’, поскольку в этом другом значении слова следовало бы относить не к рассматриваемому параметру принадлежности). Советизированность их следует как из активизации словообразовательных моделей, в языке советского времени широко употребительных (лишенец, пораженец, просвещенец, назначенец / плановик, передовик, фронтовик), хотя и не специальным образом (ср.: ополченец, переселенец, примиренец, приспособленец / ломовик, домовик, лесовик), так и, что более значимо, из активизированной типичности мотивирующих явлений – сопровождаемых особым отношением и смыслом всякого рода советских командно-административных образований и форм.

И, наконец, последнюю, четвертую группу представляют слова, образование которых (активист) либо семантика (боец стройотряда, красный, партийный, штабист), либо употребление (гражданин, каждый, квартирант, кухарка, кухаркины дети, подписчик, подпольщик, пролетарий, рабочий, советский, социалист, сочувствующий, товарищ, член) связывается со смещениями, сдвигами идеологизирующего характера, являющимися следствием новых явлений в действительности либо совершенно иного, типично советского, отношения к ним.

Для иллюстрации сказанного покажем это на ряде примеров. Активист, ‘член актива какой-л. организации’ в интересующем нас отношении, а не просто ‘ее активный и деятельный представитель; общественник’ возникает в советское время на базе меняющегося значения слова актив. (Что показательно, это первое, и только его, ‘член актива’, дает ТСУ. В свою очередь МАС, БТС, РСС его не содержат, давая только второе. В «Новом словаре» Т.Ф. Еф­ремовой то первое приводится через точку с запятой после второго. Из чего можно сделать два вывода – о порядке по времени появления: ‘член актива организации’ → ‘активный ее представитель’ → ‘общественник’ и о дальнейшем затем вытеснении, замещении первого вторым, вследствие которого это первое может не осознаваться носителями как самостоятельное, не выделяясь из второго и третьего или даже не воспринимаясь как таковое). Актив в советское время, на что указывают пометы в ТСУ (полит. нов.), развивает значение ‘наиболее передовая, политически закаленная и деятельная часть членов партийной или другой общественной организации’, даваемое в этом и последующих словарях как первое, т.е. ведущее и основное (ср. у Даля единственное: Акти́въ купца или банка ‘именье, наличность’, оттесняемое в советское время на вторую позицию). Тем самым, интересующее нас слово в его первичном значении (активист ‘член актива’) возникает как суффиксальное образование на основе регулярной модели (суф. -ист) от значения слова актив, появившегося и ставшего основным в советское время.

Слова боец (стройотряда, в знач. ‘член отряда, группы, организованной для выполнения определенной работы, какого-л. задания’ [ТСЯС]), красный, в знач. ‘представитель восставших революционных масс, сторонник советской власти’, партийный (‘член коммунистической партии’), штабист (‘член комсомольского штаба ударной комсомольской бригады, стройки’ [ТСЯС]) советизированными делает их семантика, являющаяся следствием возникновения соответствующего значения у слов, существовавших и существующих в русском языке также и в других своих, не советизированных, хотя бы и оттесненных (для красный, партийный), значениях.

Не простым и не однозначным может поэтому выглядеть их отличие от другой группы слов, советизированность которых смещается все же, скорее, в сторону не столько семантики, сколько употребления (смещенность семантики следует из него). Но не окказионального и(ли) каким-либо образом ограниченного, скажем, профессией или средой, а общего речевого употребления, т.е. узуального и типичного. Основное отличие слов этой третьей подгруппы от предыдущей, как представляется, заключается в том, что отмеченность их возникает как следствие не столько знания соответствующих советских реалий (надо знать, что такое штаб комсомольской стройки, что такое советская власть и компартия для советской действительности, какие бывают работы, задания для молодых и т.п.), сколько втянутости в аранжированный, заряженный, коннотирующий контекст. Гражданин становится тем, о чем речь, т.е. членом советского общества, частью советского организма и представителем коллектива, когда он воспринимается или тянет за собой такие комбинаторные вариации, как гражданин страны Советов (Советского Союза), все как один гражданин, настоящий (советский) гражданин, каждый гражданин обязан знать (верить, участвовать, соблюдать, чувствовать, понимать), обязанности гражданина (граждан), советский гражданин должен быть бдительным (показывать пример) и т.п. С точки зрения значения, это то же, что и гражданин как таковой и вне указанных контекстов, т.е. ‘лицо, принадлежащее к населению какого-л. государства, пользующееся всеми правами и исполняющее все обязанности, установленные законами государства’ [ТСЯС]. В рассматриваемых употреблениях оно же, это слово, в неизменяемом и не смещаемом в целом значении, становится знаком, меткой особого назначения, роли, сопровождаемых целым шлейфом позитивно коннотируемых морализаторских, пропагандистских, воспитательных, эмоционально-чувст­венных и пр. компонентов, в том числе смысловых.

Таким же образом возможно представление слова каждый, усиливающего, подчеркивающего важность, ответственность, критичность, политическую или публицистическую остроту момента и обращения в контекстах типа Это должен знать каждый! Знать всех и каждого. Обращаться к каждому. Каждый обязан обществу, в котором он живет (которое его воспитало)! Дойти до каждого! С мыслью о каждом. Всех и каждого (охватить, это касается). От каждого по способностям, каждому по труду (по потребностям). Каждый – обществу, общество – каждому! Как и гражданин, слово каждый предполагает подразумеваемым смыслом идею советского коллектива как целого, идею такого общественного устройства, которое предполагает сплоченность, единство цели, наличие общих ценностей, единый для всех несомнительный императив морали и поведения. Каждый из тех, кто связан особыми узами, понятным и признанным всеми общественным договором, распределенными и известными всем обязанностями, кто является членом и представителем созидаемого и созданного отчасти уже коллективного организма, заряженного и действующего в своем устремлении к общей цели (opus finitum). 

Объективно тем самым выходит, что смысл представителя по параметру принадлежности предполагает своим объяснением отнесенность к характеру множества, объединения, коллектива, элементом и частью которого обозначаемое лицо выступает. Как репрезентант, он получает свое объяснение в соположении, отнесении к репрезентируемому им коллективу. В определенном смысле это касается слов и других рассмотренных групп, точнее подгрупп, таких, как боец (стройотряда), партийный, красный, штабист, управленец, низовик, красноармеец, красногвардеец, известинец, вхутемасовец, досаафовец и др., но там выразительная структура либо семантика слова своей устойчивостью для языкового сознания не предполагали необходимость контекстно-репрезентантного определения-погружения как основного. Для слов, назовем так условно, контекстного ряда, советизированный их смысл для параметра принадлежности, следуя из употребления и воплощаясь в нем, не в структуре и не в семантике, осознаваемой носителями вне речевого использования, для этого ряда слов контекст, о котором шла речь, оборачивается фактически представлением о понимании характера того коллектива, которого называемый определяется как представитель, (при)надлежащая данному множеству элементная часть. Контекст, тем самым, становится для этих слов контекстом (как знанием) того или иного советского коллектива. Не обязательным должен быть, в результате, сопровождающий слово вербальный контекст, поскольку его имеет смысл понимать скорее как контекст окружения и погружения. Погружения, или вхождения в обстоятельства, знание соответствующего фрагмента действительности, элементом и объясняющей частью, ее оправданием, является соответствующий коллектив – советского государства, как организованно-дисциплиниру­емой и управляемой, направляемой массы трудящихся, трудящихся масс, в отношении гражданин; советского общества, как объединения сходным образом мыслящих, т.е. идейно, морально, ценностно и устремленно заряженных и ориентированных индивидов, для каждый и пр.

Квартирант, соответственно, в контексте сказанного предстает и должен восприниматься не как тот, точнее не столько как тот, кто снимает где-то и(ли) у кого-то квартиру, и даже не просто как ‘жилец коммунальной квартиры’ [ТСЯС], а как представитель, часть коллектива таких же, как он, хоть других (как следствие их коммунальности), элемент и явление коммунально-общественного существования и нового (а потом и не нового) советского коллективного бытия [ср.: Утехин 2004]. То есть как репрезентант коллективно-советского быта или, что то же, но как бы с другой стороны, бытового советского коллектива. Кухарка таким же образом и кухаркины дети не просто как те, кто приходят после 1917 года на смену прежним чиновникам и государственной власти, а как представители нового социального слоя, захватившего или, в зависимости от знания и убеждения говорящего, именем и под предлогом которого (здесь идея знака и символа) большевиками была захвачена власть. Кухарка, кухаркины дети, тем самым, воспринимаются как представители первоначально, а также и с определенных позиций, не значащего и не подготовленного, а потому управляемого и направляемого тем, кому надо, социального большинства, способного задавать тон, при условии внушения ему идеи его ведущей и определяющей роли, браться не за свое, но ответственное и серьезное в возможных последствиях дело, быть ударной силой и рупором, готовыми, если не всех и не всё, то очень многих и многое, в основном по незнанию и недоумию, в государстве и обществе смять, испортить и закричать. Подписчик, аналогичным образом, должен восприниматься как представитель советского общества адресатов партийно-советских журналов-газет, как тот, кто их выкупает, должен их выкупать, поддерживая и обеспечивая циркуляцию пропагандистского сектора, важное и обязательное звено партийного финансирования и государственной экономики, а также и потому ответственный, правильно ориентированный и сознательный член, объект и участник организованного общественного строительства. В связи с подобного рода словами может возникнуть вопрос относительно их возможности отнесения к лексике советского позитива, имеющий отношение, как представляется, не только к диахронической, т.е. исторической, или идеологической, но и узуальной проекции. Изначальная либо приписываемая их позитивность со временем или в связи с позицией говорящего могла и может меняться на ироническую, неприязненную и осуждающую как проявление неприятия, неодобрения, недовольства. Эпатирующий характер номинатива, за которым легко угадывается ведущий лозунг устанавливающей себя новой власти кто был ничем, тот станет всем, проявляя себя в представлении «даже те, о ком принято было думать с точки зрения их социального положения и подготовленности, и те способны и могут, поскольку каждый, любой представитель низов, в том числе и меньше других, с позиции прежнего отношения и восприятия отживающих, эксплуататорских, классов, к тому приспособленный, должны, в состоянии теперь, после захвата большевиками власти, управлять государством», – этот смысл формирует идею, которая, будучи в силу своей полемичности, сгущенной и двойственной, легко оборачивает себя двумя полюсами. Для наших целей достаточным было бы представления о любом, в том числе и едва ли не в первую очередь, самом не подходящем для этого представителе социальных низов как потенциальном участнике в осуществлении власти, которое (представление) призвано переворачивать в сознании, языковом и общественном, прежнее воображение о должном, возможном и правильном.