— Все говорят, раз блондинка, значит дура, — продолжала расстраиваться Яна. — Может, я конечно, и дура, но хотелось бы, чтобы люди пытались в этом убедиться хотя бы сначала поговорив со мной. Так нет же, выводы делают, стоит им только увидеть меня. Нет, — печально заключила Яна. — Блондинка — это приговор.
Ирка устыдилась. Она тоже, взглянув на Яну впервые, нисколько не усомнилась в том, что перед ней примитивное, недалекое создание. Вот что значит инерция мышления, — упрекнула она себя.
— Брось! —решительно сказала она. — Дурой тебя назовет только тот, кто сам круглый идиот. Стоит тебе раскрыть рот, как сразу видна неординарная личность, — решила она слегка покривить душой. — Посмотреть только, как ты играешь в гольф…
Они, не сговариваясь, расхохотались, и Яна заявила, что надо было захватить для смотрителя площадки сердечнее капли — уж очень он слабонервный.
— Так как ты будешь в пустыне искать полковника? — спросила Яна, отсмеявшись.
Ирка с подозрением взглянула на нее.
— Ну, — сказала она беззаботно. — Как обычно ищут полковников в пустынях? Рассыпают для них приманку, и ждут, когда они сами дадутся в руки.
— Просто пустыня такая огромная, — пожалела Ирку Яна.
Ирка бы тоже пожалела себя, если бы собиралась рыскать по пустыне. Но она справедливо полагала, что пустыне вполне хватает того, что по ней рыщет Полковник.
— Если он не дурак, — оптимистично заявила она, — то он сам меня найдет.
На теннисном корте Костя настойчиво доводил до сознания собравшихся там туристов, что некий полковник Гольгиссер был бы рад с ним встретиться. Туристы осторожно соглашались и пытались высвободить свои ракетки из Костиных рук. За кортом какой-то араб в дишдаше тщательно подметал дорожку.
— Йа, йа, карашо, — немного испуганно повторял толстый немец, пятясь к корту. — желаю удачи, чтоп вам встретить ваш полковник. Гудбай и аста ла виста. Чао!
И, почувствовав, что ракетка освободилась, он опрометью бросился к корту, под защиту крупного болгарина.
Довольный Костя взмахнул ракеткой и послал мяч в «аут». Теннисный мячик с размаху ударил араба в спину. Араб вздрогнул и замер, не оборачиваясь.
— Сори! — крикнул Костя. — Кинь мячик обратно.
— Will you throw us the ball! — крикнули немец с болгарином. Но араб прислонил метлу к скамейке и ровным шагом удалился.
— Ну и свинья, — проворчал Костя.
Высоко в горах за небольшим стадом овец шел пастух, напевая незатейливую пастушью песенку. Горы были пустынны, тропинки — круты и обрывисты. Пастух изнемогал от жары и еле тащился по направлению к небольшому скоплению кустов у горного ручья, которые давали хоть какую-то тень и прохладу. Овцы, сбившись в кучу, заблеяли и рванули к воде. Пастух тоже ускорил шаг и вскоре улегся под кустом, блаженно вытянувшись и позволяя овцам пастись, или падать с горной кручи — на полное их усмотрение. Полежав так минут пять, он приподнялся на локте и тревожно оглянулся. Со стороны, противоположной той, откуда он пришел, послышался хруст веток и чьи-то шаги. Пастух, насколько это было возможно, спрятался за куст и стал выглядывать из-под него.
Через минуту к ручью вышел еще один горный пастух, в точно такой же одежде, гоня перед собой пять тощих запыленных овец. Споткнувшись о корень, он чуть не упал и с чувством помянул черта на чистом русском языке.
Пастух, прятавшийся за кустами, с облегчением выскочил с криком:
— Саша, а где Вячеслав?
Вновь пришедший пастух подскочил и прижал руку к сердцу. На запястье блеснули часы «Омега».
— Товарищ полковник, разве ж так можно?
— Уж очень ты пуглив, — ответил Григорий Орлов с ненавистью глядя на овец, которых они по самой дешевой цене скупили у местных крестьян. — Маскировку нарушаешь. Где ты видел у крестьян дорогие швейцарские часы на руке? Ладно, доложи обстановку.
— Часы как раз у крестьян и видел, — с обидой сказал Саша Шелест. — Это мне местный настоящий пастух подарил, за то, что я его вместе с сыном у бандитов отбил. Прямо с руки снял и подарил. Они, между прочим, побогаче нас с вами будут. Вы бы видели, на какой машине за ним родственники подъехали.
|