На экране показалась похудевшая и мрачная «медсестра» Она вошла в кабинет, сосредоточенно глядя перед собой и поджав губы. Задержанный мужчина, которого привезли после попытки проникновения в квартиру гражданки Громовой Ирины Матвеевны, сидел к ней боком, перед столом Малахова и что-то ему говорил. Вот он оглянулся на вошедшую женщину. Его лица не было видно, потому что он повернулся затылком к снимавшему Курлыкину.
Зато отлично было видно лицо «медсестры», на котором моментально вспыхнули такие сильные чувства, что Любушкин растеряно моргнул.
— Видите, какое у нее изумление? —спросил Малахов, остановив изображение.
— Разочарование, — поправил его Любушкин.
— Изумленное разочарование, — согласился Малахов и снова нажал на воспроизведение. «Медсестра» раскрыла рот и страстно выкрикнула:
— На!
И, как кукла, у которой кончился завод, снова погасла, повесив голову и тихо договорила:
— На фига вы меня сюда привели?
Мужчина, пожав плечами, снова повернулся к Малахову и стал ему что-то говорить.
— Слышали? А? Слышали?
— А что я должен быть слышать? — осторожно поинтересовался Любушкин.
— Как она сказала «На»?! — возбужденно крикнул Малахов.
— Слышал. Конечно, слышал, — поспешно сказал Любушкин и отодвинулся от Малахова.
— Это она начала говорить «Nein»! А потом спохватилась, и притворилась, будто она хотела сказать « На фига». Слышали?
Любушкин придвинулся обратно к Малахову и покивал головой.
— А слышали, как она это сказала?
— Как-то странно, — согласился Любушкин и попросил:
— А ну-ка, прокрути еще раз.
Малахов прокрутил.
— Она сказала «на фи́га»! А надо говорить «На фига́»! — обрадовался Любушкин.
— А почему она так говорит? — поднял палец Малахов.
—Почему она так говорит? — эхом повторил Любушкин.
— Потому что русский язык ей не родной! — торжествующе выкрикнул Малахов. — И участковый, который этого Ованесяна привез, говорит, что пока тот в себя приходил и был вроде как без сознания, по-немецки чесал, как заведенный. И никакой он не Ованесян!
— А какой-нибудь Рихтер или Шикльгрубер, — проявил неожиданную смекалку Любушкин. — Но погоди, а он-то на нее отреагировал?
— Нет, — покачал головой Малахов. —Потому что он знал, что она в тюрьме. А она надеялась, что он на свободе и ее выручит. Готов съесть…
— Не надо! — вздрогнул Любушкин.
— … собственную шляпу, если бы она у меня была, если это не одна шайка.
— Международная мафия, —потрясенно сказал Любушкин, — гоняется за … А за кем она, собственно, гоняется?
— Думаю, что все-таки за Молчановым. Но, раз эта Громова не раз вступала с ним в контакт, то и за ней, а заодно за всеми, кто его окружает.
— И после этого папа Молчанов еще будет крутить мне мозги! — вскричал Любушкин.
— Э-э…
— Молчи!
— Пудрить…
— … и заявлять мне, что мы не можем справиться даже с пустяковым делом. С пустяковым делом!
— Слушайте, а почему федералы до сих пор это дело у нас не забирают? — резонно спросил Малахов. — Раз международная группировка?
— Так они же еще этого всего не знают. Слушай, ну не забирают, и пусть не забирают. А мы сами дело раскроем! Что мы, не сможем, что ли?
— Ну, не знаю,— засомневался Малахов. — У них и возможности другие, и доступ к базам данных… Интерпол, опять же…
— Так мы поможем! — горячо заверил майор. — Я задействую все свои связи…
Малахов покосился на него с сомнением. Что-то раньше он никаких особых связей у начальства не замечал. Вернее, те связи, которые у него были, имели обыкновение покрикивать на майора, употребляя такие слова, как «низкая раскрываемость», «неумение использовать потенциал», «отсутствие оперативности», которые напрочь лишали надежды на предоставление Любушкину по дружбе каких-то особых условий для расследования.
— А тут еще международный террорист Светлов, — вспомнил он.
— Убитый, — с готовностью пояснил он, встретив непонимающий взгляд майора. —А, — просветлел тот. — Который на фотографии? Которую тебе прислали? Которые с буквами, вырезанными из газет?
| 