Еще один прыжок в прошлое заставил бы нас при­землиться в темноте: наш язык не старше 1200 лет. Незадолго до 800 годов возникли записи на нем; то, что лежит раньше, является лишь предметом научных исследований. Незадолго до того, как пришли монахи со своими письменными принадлежностями, строение нашего языка изменилось вплоть до самого основания; впро­чем, причины этого события точно установить невоз­можно. Это глубокое преобразование (так называемое второе передвижение согласных) придало нашему родному языку его своеобразие. То, что было до это­го, было германскими диалектами, родственными древнескандинавским языкам. Еще одно тысячелетие назад - и мы сталкиваемся со сходной, даже сравнимой по своему протеканию сме­ной звуковой картины (так называемое первое пере­движение согласных), которое привело к выделению особых германских форм из большой группы индогерманских диалектов. Еще дальше мы продвинуться не можем. Наверное, в первобытные времена индогерманские племена жили теснее друг с другом; очевидно, что имелись исторические потрясения, удары судьбы, ко­торые отрывали их друг от друга, разбрасывали в про­странстве и удаляли друг от друга также и в языковом отношении; но торговля и транспортные связи при  этом всегда заботились о новом сближении, а частично также и о создании новой общности. Так из индогерманцев произошли германские племена, а из герман­цев - немцы. Мы говорим на языке других
Язык опирается, как мы видели, не только на ис­торию, но и на общность. Ребенок, который играет на улице, учится там другим вещам, другим словам, воз­можно, даже другому образу речи, чем те, к которым он привык в родительском доме: он занимается ве­щами, которые ему приносят или показывают его ок­ружающие; он участвует в играх, о которых его роди­тели, родственники, а возможно, даже братья и сест­ры ничего не знают; он даже горд тем, что усвоил способ выражения, который отделяет его от домаш­них. Мужчина, который занимается сваркой в мастер­ской, должен знать наименования инструментов, обо­значения процессов, которые дома он, очевидно, ни­когда не употребляет, не употребляет уже потому, что жена и дети, а также братья и сестры "в этом ничего не смыслят", потому, что они никогда не слышали ни о таких понятиях, ни о вещах или приспособлениях, которые эти понятия обозначают. Однако, если вече­ром наш человек идет играть в скат (карточная игра), то он применяет определенные, очень примечатель­ные для дилетанта обороты речи, образы и отдельные иностранные слова. На футбольном же поле снова господствуют другие языковые правила.