Сборник
стихотворений Александра Левина, включающий тексты 1983-1995 гг., называется
"Биомеханика" и состоит из трех частей "Биомеханика",
"Пластилистика" и "Лингвопластика".
В каждое из этих названий
входит сема жизни, живой материи (био- - соответствует по значению слову "жизнь"; обозначает
'связанный с жизнью, с жизненным процессом'; соответствует по значению слову
"биологический") и внешнего, инородного, искусственного вмешательства
(механика - от греч. 'искусство построения машин; устройство чего-либо',
а также 'наука о движении в пространстве и о силах, вызывающих это движение;
отрасль техники, занимающаяся вопросами применения учения о движении и силах к
решению практических задач; сложное устройство, подоплека чего-либо').
Особенный интерес представляет название "лингвопластика", так как это
название относится к идее направления в целом. В небольшом
предисловии-манифесте к сборнику автор говорит о той "реальности", в
которой существует его поэзия. Это мир, "где все поедают всех, но никто не
умирает, где новые виды возникают не по Дарвину, но по Далю или даже по
Винни-Пуху – по веселым ублюдочным законам мутантного филогенеза, законам ненормативного
(выделено нами А.О.) языка зверя". И эта реальность - язык. Как пишет о нем В.Строчков "Путь, выбранный в пространстве
языка А.Левиным, пролегает через области активного воздействия на слово с
использованием его как бы физических свойств: расчленяемости, способности к
слипанию и сплетению, растягиваемости, сжимаемости и других видов пластической
деформации. Отсюда пошел термин "лингвопластика".
В название
"лингвопластика" входят понятия: lingua (лат.) - 'язык'; лингвистика
– 'наука о языке'; пластика – 'искусство лепки, ваяние, скульптура; гармония,
согласованность движений, жестов'; пластилин – 'пластичный материал для лепки,
состоящий из глины и воска с добавлением веществ, препятствующих высыханию'.
Название отражает постоянную изменчивость, потенциальную возможность придания
языку, слову любой желаемой формы и при этом сохраняется перманентная
"свежесть" восприятия. Подобное отношение к языку ведет к
непосредственному осмыслению тех процессов, которые происходят в языке и с
языком, а также отражению этих процессов в собственных текстах.
В поэзии А. Левина проявляется
осознанное использование языка как материала, над которым производится
эксперимент и в то же время лаборатории, в которой этот эксперимент проводится.
Это "осознание языка как особой, отдельной реальности, обладающей
огромными и мало используемыми возможностями: подвижностью, изменчивостью и
избыточностью..."23
Такое осознание языка отражает
отдельные направления современной лингвистики: "Наш язык представляется
мне гигантским мнемоническим конгломератом, не имеющим единого строения, неопределенным
по своим очертаниям, которые к тому же находятся в состоянии постоянного
движения и изменения".24
Язык как некая субстанция,
живой организм, который можно исследовать, ставить над ним эксперименты,
"строить не только лингвистические подобия - рефлексы нашего мира, но и
фантомы, означающие то, чего нет, не бывает и даже, может быть, и быть не может
в наших местах. И в этом смысле язык - вселенная безграничных возможностей,
мир, в котором действительно возможен Всемогущий Творец".25
Поэт действительно может быть
назван творцом, демиургом, да он себя так и называет: "Я мирозданью
царь...".26 Мир,
им созданный, сконструированный, может быть выстроен от интуитивно рожденных,
найденных им чисто языковых воплощений живых существ (локомот, комарабли,
камарамуха и пр.) до материального, также им созданного, мира - книги, где
они все "живут".
Но следует отметить, что в
текстах отражается не только рефлекторное отношение к языку, но и ироничное
осознание себя как носителя языка, как автора, использующего язык в качестве
материала. Играя с языком, с самим собой, с читателем автор бросает вызов
читателю, дразнит его. За маской (персоной) автора, пишущего порой с явными
отклонениями от литературного языка, прячущегося за нелепыми ошибками, якобы не
понимающего и не различающего стили, смешивающего высокое и низкое, серьезное и
смешное, стоит своего рода "юродивый", переворачивающий традиционные
представления, провоцирующий всеобщее поругание и смех. Но "в скрытом и
глубинном плане смех активно заботится об истине, не разрушает мир, а
экспериментирует над миром и тем деятельно его исследует".27
