В современной физиологии еще довольно сильна тенденция представлять всякую речевую деятельность как реализацию одних и тех же физиологических механизмов. Между тем на самом деле речевая деятельность может обеспечиваться разными, принципиально различными механизмами; это зависит от кон­кретного содержания и целенаправленности того или иного рече­вого акта.

Порождение или восприятие речи может протекать по законам простейшей рефлекторной деятельности, а речевые стимулы могут быть первосигнальными раздражителями. Например, для бегуна на старте слово марш как раз является первосигнальным раздражи­телем: спортсмену не нужно понимать это слово, оно воздей­ствует на него самим фактом своего появления. Сходна с описанной в физиологическом смысле ситуация, когда мы, услышав свое имя, кем-то громко названное, автоматически оборачиваемся, и т. д. Эле­ментарные вербальные реакции (типа Привет! — Привет!), по-видимому, осуществляются также по сходному принципу.

Однако такого рода ситуации не типичны для речевой деятельности. Гораздо более часты случаи, когда при порождении и восприятии речи мы оперируем словами, как «сигналами сигна­лов» (И. П. Павлов), т. е. производим бессознательный (или соз­нательный) выбор и отождествление этих слов на основе их зна­чения.<320>

Однако физиологическая основа речевой деятельности не ис­черпывается и этим. Независимо от того, говорим ли мы о «первосигнальных» или «второсигнальных» раздражителях, в обоих слу­чаях мы остаемся на уровне условнорефлекторных процессов. При таком понимании любая константная последовательность звуков или слов представляет собой с физиологической точки зрения «ди­намический стереотип», а речевая деятельность в целом — слож­ную систему таких стереотипов. С другой стороны, для каждого ре­чевого раздражителя постулируется физиологический коррелят, локализующийся в определенной точке коры больших полушарий головного мозга человека: объединение таких раздражителей осу­ществляется путем установления более или менее постоянных свя­зей между их мозговыми локализациями. Точно так же определен­ным психическим функциям, связанным с речевой деятельностью (таким, как понимание слов, понимание фраз, спонтанное называ­ние предметов, речь фразами), приводится в соответствие опреде­ленный четко локализованный участок коры больших полушарий головного мозга.

Как показывают многочисленные исследования последних деся­тилетий, осуществленные как физиологами (П. К. Анохин, Н. А. Бернштейн), так и психологами (А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьев, Д. Н. Узнадзе, в США — Дж. Миллер), такого понимания физио­логической основы речевой деятельности недостаточно для ее ин­терпретации.

Более ста лет назад (1861) П. Брокб открыл, что при пораже­нии определенного участка коры головного мозга (задняя треть нижней лобной извилины левого полушария) у больных появля­ются нарушения речевой артикуляции (произношения). Брока сделал из этого вывод, что этот участок есть «центр моторных обра­зов слов», которые локализуются именно в этой области мозга. Несколько позже (1874) К. Вернике, описав случай нарушения понимания речи при поражении задней трети верхней височной извилины левого полушария, заключил, что в этом участке коры ло­кализуются «сенсорные образы слов». Эти исследования породили целый ряд аналогичных работ, в результате которых все мысли­мые психические функции, связанные с речью, были «распределе­ны» между определенными участками коры, причем эта локализация понималась весьма упрощенно. Как писал в те годы один из физио­логов (Т. Мейнерт), «каждое впечатление находит новую, еще не занятую клетку... Впечатления... находят своих носителей, в ко­торых они навсегда сохраняются друг подле друга».

Такое упрощенное представление о физиологических меха­низмах речевой (и вообще психической) деятельности уже в те годы критиковалось X. Джексоном, выдвинувшим идею «вер­тикальной» организации психических функций. По Джексону (эти его взгляды сейчас являются общераспространенными), каждая функция, осуществляемая нервной системой, обеспечивается не<321> ограниченной группой клеток, а сложной иерархией уровней физио­логической организации нервной системы. Иными словами, чтобы человек произнес слово, мало активизировать «ответственную» за это (по старым представлениям) группу клеток коры больших полу­шарий мозга: в порождении этого слова участвуют различные по природе, структуре и «глубинности» мозговые механизмы, причем эти механизмы будут различаться в зависимости от того, произно­сится ли слово, например, произвольно или автоматически.

Такая точка зрения получила развитие в работах советского физиолога П. К. Анохина, которому принадлежит разработка по­нятия «функциональная система». Согласно этому понятию, слож­ные формы психической деятельности обеспечиваются спе­цифическим физиологическим механизмом, представляющим со­бой сложное взаимодействие звеньев, расположенных на различ­ных уровнях нервной системы, причем при тождестве решаемой задачи номенклатура конкретных звеньев, входящих в функцио­нальную систему, может меняться в довольно широких пределах (чем объясняется возможность частичного, а иногда и полного вос­становления нарушенных психических функций у больных с по­ражениями определенных участков коры головного мозга)3.

Особенно много занимался подобными системами (на материа­ле регуляции движений) Н. А. Бернштейн. Он выдвинул концеп­цию функциональной физиологической системы как системы само­регулирующейся, в которую в качестве одного из звеньев входит прогнозирование будущей ситуации. Эта концепция, находящая параллель в теории «акцептора действия» П. К. Анохина и во взгля­дах американского психолога Джорджа Миллера, восходит к идее И. П. Павлова о «предупредительной деятельности», или опережа­ющем отражении действительности нервной системой человека.

Под углом зрения исследований Анохина, Бернштейна и др. физиологической основой речевой деятельности является специ­фическая функциональная система или, точнее, сложная совокуп­ность нескольких функциональных систем, часть которых специа­лизирована, а часть «обслуживает» и другие виды деятельности. Эта организация является многочленной и многоуровневой. В обеспечении речевых процессов принимают участие как элемен­тарнейшие физиологические механизмы типа стимул — реакция (исследованные американским психологом Б. Скиннером, который, однако, придает им преувеличенное значение), так и механизмы специфические, имеющие иерархическое строение и характерные исключительно для высших форм речевой деятельности (например, механизм внутреннего программирования речевого высказывания).

Каковы основные компоненты такой организации? Во-первых, механизм мотивации и вероятностного прогнозирования речево<322>го действия, в принципе общий речевой деятельности и другим видам деятельности. Во-вторых, механизм программирования ре­чевого высказывания. Как показывают исследования процессов, объединяемых под условным названием «внутренней речи», преж­де, чем построить высказывание, мы при помощи особого кода (по Н. И. Жинкину «предметно-изобразительного», т. е. представле­ний, образов и схем) строим его «костяк», соединяя с единицами такого плана, или программы, основное содержание предложения, всегда известное нам заранее. В-третьих, группа механизмов, свя­занных с переходом от плана (программы) к грамматической (син­таксической) структуре предложения; сюда относятся механизм грамматического прогнозирования синтаксической конструкции, механизм, обеспечивающий запоминание, хранение и реализацию синтаксически релевантных грамматических характеристик слов, механизм перехода от одного типа конструкции к другому типу (трансформации), механизм развертывания элементов программы в грамматические конструкции (по принципу так называемого «де­рева непосредственно составляющих») и т. д. В-четвертых, это ме­ханизмы, обеспечивающие поиск нужного слова по семантическим и звуковым признакам. В-пятых, механизм моторного прог­раммирования синтагмы, в последнее время детально исследован­ный в лаборатории Л. А. Чистович (Институт физиологии АН СССР в Ленинграде). В-шестых, механизмы выбора звуков речи и перехо­да от моторной программы к ее «заполнению» звуками. Наконец, в-седьмых, механизмы, обеспечивающие реальное осуществление звучания речи.

Как можно видеть, физиологическая основа речевых процессов крайне сложна. Во многом она неясна до сих пор, и в конце насто­ящей главы мы остановимся более подробно лишь на некоторых из перечисленных здесь механизмов.

Изложенное выше представление о характере физиологической обусловленности речевой деятельности нашло свое отражение в современных исследованиях локальных поражений мозга, прежде всего так называемых афазий (под этим термином объединяются различные речевые расстройства, возникающие при ранениях, опухолях и других органических нарушениях отдельных участков коры больших полушарий мозга). Ведущими в этой области яв­ляются работы советского психолога А. Р. Лурия и его школы, на которые мы в дальнейшем и опираемся при характеристике ос­новных видов афазий.

Динамическая афазия связана с нарушением спо­собности говорить фразами, хотя у больного нет трудности ни в повторении, ни в назывании, ни в понимании речи. Можно выде­лить две формы динамической афазии; при одной из них нарушено программирование высказывания, при другой — механизмы его грамматико-синтаксической организации.<323>

Эфферентная моторная афазия тоже характе­ризуется распадом грамматической структуры высказывания при сохранности отдельных слов, но, кроме того, и распадом его мотор­ной схемы: сохраняя умение произносить отдельные звуки, боль­ные не могут соединить их в последовательность. Таким образом, здесь нарушен вообще принцип сукцессивности (после­довательности) в речеобразовании.

Перечисленные выше виды афазии возникают при поражении передних отделов коры головного мозга, а все остальные — зад­них, «отвечающих» за процессы «симультанного синтеза», объеди­нения возбуждений в одновременные группы.

Афферентная моторная афазия — это нару­шение членораздельности речевых произношений. Больной не может «найти» нужный ему определенный звук и все время «сос­кальзывает» на близкие артикуляции. Здесь нарушено звено выбо­ра звуков.

Семантическая афазия проявляется в трудностях нахождения слов и в нарушении понимания семантических (логи­ко-грамматических) отношений между словами. Например, боль­ной понимает слова отец и брат, но не может понять, что значит брат отца. По А. Р. Лурия, в этом случае мы имеем дело с нару­шением семантической системности слова, т. е. выбора слова по значению.

Акустико-мнестическая афазия сходна по сво­им проявлениям с семантической, однако в этом случае нарушение касается выбора слов на основе звуковых признаков.

Сенсорная афазия прежде всего сказывается в вос­приятии речи, выражаясь в первую очередь в распаде фонетиче­ского слуха, т. е. нарушении взаимосвязи между звуковым составом и значением слова. По-видимому, при этой форме афазии нарушен звуковой анализ слова.

Разного рода нарушения речевой деятельности, существенные для нашего понимания ее механизмов, возникают и при различных психических заболеваниях, например, тяжелых формах шизофре­нии. В этой области существенны работы советского психиатра Б. В. Зейгарник.