Об этой статье мне рассказал мой знакомый, который решил купить ноутбук киев и нашел для себя отличный вариант. Ноутбук современный, качественный и отлично выручает его в работе. Настоящее исследование посвящено изучению межличностного поведения удмуртских и русских студенток, обусловленного особенностями их этнического Я. Конструкт этнического Я был разработан как модель этнического самосознания человека. Этническое Я представляет собой многоаспектное образование и рассматривается в контексте метаиндивидуального этнического мира человека. Содержательно в конструкт этнического Я входят те стороны метаиндивидуального мира, которые несут этническую нагрузку и выполняют этнические функции. Следуя за Дорфманом этническое Я можно трактовать как форму полимодального Я, в которой ментально репрезентируется метаиндивидуальный этнический мир. По аналогии с полимодальным Я в структуре этнического Я можно выделить субмодальности Авторское, Воплощенное, Превращенное, Вторящее. Я–Авторское характеризует тот аспект Я, который отвечает за самостоятельный (независимый) выбор в пользу своего этноса, идентификацию с ним. Я–Воплощенное характеризует тот аспект Я, в котором выражается стремление человека обладать теми или иными сторонами этноса. Это тот аспект Я, благодаря которому в этнос привносится нечто свое, а отдельные элементы этноса трансформируются. Я–Превращенное характеризует тот аспект Я, в котором выражается терпимость к этническим ценностям, нормам и моделям поведения, их принятие. Я–Вторящее – это тот аспект Я, в котором ментально репрезентируется зависимость человека от этноса. В предыдущих работах этническое Я рассматривалось как фактор, приводящий к изменениям полимодального Я и аффилиативных мотивов. Однако до сих пор этническое Я не изучалось в связи с более широким контекстом межличностных отношений, например, в связи с показателями межличностного поведения. Уиггинс рассматривает межличностное поведение как внутренний обмен, включающий приобретение (или утрату) статуса и привязанности. Статус и привязанность образуют условные ортогональные оси, являющиеся координатами для разнообразных проявлений межличностного поведения. Уиггинс выделяет 8 основных категорий межличностного поведения: уверенность – доминантность, самонадеянность – расчётливость, холодность – бессердечность, отчуждённость – интровертированность, неуверенность – покорность, скромность – простодушие, сердечность – податливость, общительность – экстравертированность. В настоящей работе была предпринята попытка исследовать характер взаимодействий этнического Я и кросскультурного фактора (национальности) по показателям межличностного поведения у русских и удмуртских студенток. В качестве предпосылок были использованы данные предыдущих исследований эффектов этнического Я и кросскультурного фактора на полимодальное Я и аффилиативные мотивы. Было установлено, в частности, что Я–Превращенное в этническом Я (ЭЯ) приводит к росту Я–Превращенного в полимодальном Я (ПЯ), а Я–Авторское в ЭЯ – к росту Я–Вторящего в ПЯ. Я–Авторское и Я–Воплощенное в ЭЯ способствовали снижению субмотивов общительности и социальной близости и росту субмотивов социальной робости и боязни оценки, а Я–Вторящее в ЭЯ – росту субмотивов социальной робости и боязни оценки. Было обнаружено также, что субмодальности ПЯ – Авторское, Воплощенное, Превращенное – выражены в большей степени у русских, чем у удмуртских студенток. Субмодальность Я–Вторящее в ПЯ, наоборот, выражена в большей степени у удмуртских, чем у русских студенток. Субмотив социальной близости был выражен в большей степени у русских, чем у удмуртских студенток, а субмотивы социальной робости и боязни оценки, наоборот, были выражены в большей степени у удмуртских, чем у русских студенток. На основании изложенных выше фактов в терминах дисперсионного анализа были выдвинуты гипотезы о взаимодействии этнического Я и кросскультурного фактора (национальности) удмуртских и русских студенток по показателям их межличностного поведения: 1. Субмодальность Я–Авторское ЭЯ взаимодействует с кросскультурным фактором по показателю неуверенности–покорности. 2. Субмодальности Я–Авторское, Я–Воплощенное и Я–Вторящее в ЭЯ взаимодействуют с кросскультурным фактором по показателям уверенности–доминантности и отчужденности–интровертированности. В исследовании приняли участие 248 студенток: 125 студенток–удмурток I–III курсов факультета удмуртской филологии Удмуртского государственного университета (Ижевск) и 123 студентки–русские I–III курсов факультета русской филологии Пермского государственного педагогического университета (Пермь), – девушки, возраст в диапазоне от 17 до 23 лет (M = 18.54, SD = 1.18). Национальность участниц определялась по самоотчетам. Этническое Я измерялось пермским вопросником этнического Я. Межличностное поведение измерялось Шкалой межличностных прилагательных в переводе Дорфмана, Денисовой (неопубл.). Полученные данные подвергались статистической обработке с помощью двухфакторного дисперсионного анализа ANOVA (межгрупповой дизайн, фиксированные эффекты, регрессионный подход, полиномиальные контрасты, тип III SS). Переменные каждой субмодальности этнического Я включались в дисперсионный анализ по отдельности как независимые (межгрупповые) факторы с тремя уровнями: высоким, средним и низким. Кросскультурный фактор также включался в дисперсионный анализ как независимый межгрупповой фактор с двумя уровнями: удмуртки, русские. Зависимыми переменными были переменные межличностного поведения (по отдельности). Были получены следующие результаты. Я–Авторское в ЭЯ взаимодействовало с кросскультурным фактором по переменным отчужденность–интровертированность (F (2, 242) = 2.56, p < .08) и неуверенность–покорность (F (2, 242) = 3.35, p < .05). Post hoc сравнения свидетельствовали о том, что у удмурток отчужденность–интровертированность выражена в большей степени при среднем, чем при низком, уровне Я–Авторского в ЭЯ (р < .05). У русских различия по отчужденности–интровертированности при разных уровнях Я–Авторского в ЭЯ оказались незначимыми. При низком уровне Я–Авторского в ЭЯ отчужденность–интровертированность была выражена в большей степени у русских, чем у удмурток (р < .01). Для высокого и среднего уровней Я–Авторского в ЭЯ значимых различий между удмуртками и русскими по отчужденности–интровертированности обнаружено не было. У удмурток неуверенность–покорность была выражена в большей степени при высоком, чем при низком, уровне Я–Авторского в ЭЯ (р < .05). У русских различия по неуверенности–покорности при разных уровнях Я–Авторского в ЭЯ оказались незначимыми. Значимых различий по неуверенности–покорности между удмуртками и русскими с разной выраженностью Я–Авторского в ЭЯ обнаружено не было. Я–Воплощенное в ЭЯ взаимодействовало с кросскультурным фактором по переменным уверенность–доминантность (F (2, 242) = 2.49, p < .08), самонадеянность–расчетливость (F (2, 242) = 4.63, p < .01) и холодность–бессердечность (F (2, 242) = 2.87, p < .06). Post hoc сравнения свидетельствовали о том, что у русских уверенность–доминантность выражена в большей степени при низком, чем при высоком уровне Я–Воплощенного в ЭЯ (р < .01). У удмурток различия по уверенности–доминантности при разных уровнях Я–Воплощенного в ЭЯ оказались незначимыми. Значимых различий по уверенности–доминантности между удмуртками и русскими с разной выраженностью Я–Воплощенного в ЭЯ обнаружено не было. У русских самонадеянность–расчетливость была выражена в большей степени при низком, чем при среднем, уровне Я–Воплощенного в ЭЯ (р < .01). У удмурток различия по самонадеянности–расчетливости при разных уровнях Я–Воплощенного в ЭЯ оказались незначимыми. При низком уровне Я–Воплощенного в ЭЯ самонадеянность–расчетливость была выражена в большей степени у русских, чем у удмурток (р < .01). Для высокого и среднего уровней Я–Воплощенного в ЭЯ значимых различий между удмуртками и русскими по самонадеянности–расчетливости обнаружено не было. У удмурток холодность–бессердечность была выражена в большей степени при высоком, чем при низком, уровне Я–Воплощенного в ЭЯ (р < .05). У русских различия по холодности–бессердечности при разных уровнях Я–Воплощенного в ЭЯ оказались незначимыми. При низком уровне Я–Воплощенного в ЭЯ холодность–бессердечность была выражена в большей степени у русских, чем у удмурток (р < .001). Для высокого и среднего уровней Я–Воплощенного в ЭЯ значимых различий между удмуртками и русскими по холодности–бессердечности обнаружено не было. Я–Превращенное в ЭЯ взаимодействовало с кросскультурным фактором по переменной неуверенность–покорность (F (2, 242) = 3.27, p < .05). Post hoc сравнения свидетельствовали о том, что у русских неуверенность–покорность выражена в большей степени при низком, чем при высоком уровне Я–Превращенного в ЭЯ (р < .05). У удмурток различия по неуверенности–покорности при разных уровнях Я–Превращенного в ЭЯ оказались незначимыми. При низком уровне Я–Превращенного в ЭЯ неуверенность–покорность была выражена в большей степени у удмурток, чем у русских (р < .01). Для высокого и среднего уровней Я–Превращенного в ЭЯ значимых различий между удмуртками и русскими по неуверенности–покорности обнаружено не было. Значимых взаимодействий Я–Вторящего в ЭЯ с кросскультурным фактором по переменным межличностного поведения обнаружено не было. Таким образом, полученные результаты поддерживают выдвинутые гипотезы в отношении Я–Авторского и Я–Воплощенного. Полученные данные позволяют сделать следующие выводы. 1. Я–Авторское в ЭЯ способствует снижению отчужденности и росту покорности, а Я–Воплощенное в ЭЯ – росту холодности у удмуртских студенток. Я–Воплощенное способствует снижению доминантности и самонадеянности у русских студенток. Таким образом, различный характер взаимодействий с этническим миром имеет свою специфику у удмурток и русских. Так, сознательный выбор удмурток в пользу своего этноса приводит у них к росту покорности и снижению отчужденности. Активное освоение русскими различных сторон этнической культуры приводит у них к снижению доминантности и самонадеянности. 2. Различия между удмуртскими и русскими студентками по показателям межличностного поведения возрастают при низкой выраженности показателей ЭЯ – Авторского, Воплощенного и Превращенного. При низкой выраженности Я–Авторского русские студентки отличаются большей отчужденностью–интровертированностью, чем удмуртские студентки. При низкой выраженности Я–Воплощенного русские студентки отличаются большей выраженностью самонадеянности–расчетливости и холодности–бессердечности, чем удмуртские студентки. При низкой выраженности Я–Превращенного удмуртские студентки отличаются большей выраженностью неуверенности–покорности, чем русские студентки. Таким образом, при низкой активности взаимодействий с этническим миром (при низком уровне развития этнического самосознания) разница в межличностном поведении между удмуртками и русскими проявляется более отчетливо, чем при высокой активности их взаимодействий со своим этническим миром.