Об этой статье рассказал мне мой приятель, который решил сходить на мероприятие http://events-live.ru/2010/08/neftegaz-2010-komment/, которое просто поражает своими масштабами. Это и интересно, и познавательно. Исследование механизмов метафорической интерпретации мира и человека открывает возможность выявлять, с образами каких фрагментов действительности соотносится осмысляемое явление, каково положение этого явления в иерархической системе мировоззрения, мировосприятия. Поиском нового смысла через метафору отмечена значимость не только того, что переосмысляется, но и те явления, качества и характеристики которых выступают при метафорическом переносе свойствами вспомогательного субъекта. Как отмечают исследователи метафоры, концептуальное видение мира выражается в пересечении сфер сравниваемых объектов, поэтому чаще всего абстрактное мы постигаем в терминах конкретного, мир психических состояний в категориях конкретно-чувственного опыта. Особый интерес при этом представляет обнаружение признаков, релевантных для разных семантических сфер. В данной работе нас интересует оценочно-метафорическая интерпретация поведения человека через особенности звучащей речи. Материалом послужила лексика русских народных говоров. Поскольку слуховое восприятие наряду с визуальным является главным информатором о мире, человек в процессе оценочно-метафорического переосмысления соотносит себя, как правило, с зрительными образами и особенностями звучащей речи. Действительно, по голосу мы узнаем человека, в нем озвучена его личность, ее этнические, социальные, возрастные, индивидуальные грани. По голосу мы судим о внутреннем состоянии человека, его отношении к адресату, его коммуникативных интенциях. Поэтому через озвученный смысл, через живое слово, которое таит в себе интимное отношение к предмету, знание его сокровенных глубин и внутренней жизни [1:14], человек оценивает не только окружающий мир, но прежде всего себя. Нужно отметить, что при этом ярко выявляется принцип антропоцентризма: большая часть метафорических вариантов наименований звучащей речи используется для характеризации бытового, социального поведения человека, его внутреннего мира. Измеряя свой духовный и практический опыт в параметрах звучащей речи, человек оценочно аспектуализирует особенности своего поведения, нравственного состояния, поэтому глаголы, описывающие способ говорения, обычно помимо дескрипивных компонентов в исходных значениях содержат оценочные смыслы. Так, искажение природы звучащего слова, нарушение условий коммуникации в исходном значении глагола алалакать1 «говорить неразборчиво, невнятно» послужило оценочной основой для метафорического переноса – «говорить вздор, чепуху» (алалакать2 (Оренб.)). Актуализируемым признаком при метафорическом переносе явилась артикуляционная нечеткость, невнятность. Эти же семы актуализированы в прямом значении исходного гнус1 («о человеке, говорящем в нос» (Вят., Перм.)), что служит основанием для этически негативной оценки (гнус2) «низкого, безнравственного человека». Таким образом, акустические характеристики звучащей речи - четкость, внятность - являются оценочными параметрами для оценки внутреннего мира человека, проявленного в метафорическом значении. Ср.: немка1 «неясно, невнятно говорящий человек. Немка он у нас, ничо у него не поймешь и немка 2 «молчаливый, замкнутый человек» (Свердл.). Следует отметить, что ассоциативная связь характеристики человека и восприятия звучащей речи ситуативна: каждый раз в переносном значении представлены разные аспекты оцениваемого. С образом невнятного, нечеткого звучания метафорически соотнесены такие качества человека, как замкнутость, легкомыслие, безнравственность. При этом можно говорить, что в сознании говорящих между восприятием и оценкой звучащей речи и установлением параметров этической оценки человека прослеживаются метонимические отношения, идущие от понимания тесной связи между формальным и содержательным в речи, между словом и делом. Часто в диалектной лексике человек необщительный, замкнутый получает этически отрицательную оценку не только через метафорическую характеристику речевой невнятности, но и через метафорический образ немоты, отсутствия голоса: немота 1 «немой человек» и немота 2 «молчаливый, замкнутый человек» (Ср. Урал); немтырь 1 «немой человек» и немтырь 2 «о бестолковом, непонятливом человеке» (Урал., Перм., Курган.). Признак отсутствия голоса в исходном значении воспринимается как оценочное основание для характеристики молчаливого, замкнутого человека, воспринимаемого, согласно законам народной этики, нарушающим норму человеческого общения. Через глагол отсутствия речи немтовать1 «объясняться знаками, руками» оценочно переосмыслена речевая бессодержательность, пустота: немтовать2 «болтать, говорить пустяки» (Перм., Урал.) - таким образом, болтливость в оценочно-метафорическом восприятии приравнивается к безголосию. В этом случае можно говорить о том, что через немоту, как крайнюю степень невнятности, оценочно аспектуализируются разные стороны поведения человека: замкнутость, необщительность, легкомыслие. Интересно отметить, что в диалектном языке также оценочно негативно отмечена противоположная по отношению к речевой способности способность говорить много: москва1 «об очень разговорчивом человеке” и москва2 «плут, обманщик» (Перм., Забайк.). Обладая психологической реальностью, голосовые характеристики сами являются коррелятами чувств, индивидуальных и межличностных отношений, разнообразных поведенческих реакций. Физические же параметры голоса ориентированы в контексте оценочных метафор на внутренний мир человека. Свойства голоса сложным образом соотносятся с коммуникативными намерениями говорящего, со смысловыми элементами сообщения и со способами их языкового выражения. Такой определяющий классификатор звучащей речи, как сила звука, определяет оценочные коннотации в метафорических наименованиях поведения человека: галашить1 «шумно, крикливо, беспорядочно говорить». В дескриптивной семантике исходного значения, определяющей негативную оценку того, кто 2 «разгульно живет, проводит время в кутежах» (Костром., Влад.), актуализирована не только сема интенсивности, но и уточняющее значение - беспорядочность, речевая агрессивность. Из этого же ряда глагол галдить1 «громко кричать, говорить» и галдить2 «драться» (Костром.). Исходное значение того, кто (галман1) «крикливый, шумный» оценочно переосмыслено в переносном: галман 2 «невежественный, грубый человек». При этом актуализированный в исходном значении признак того, кто нарушает норму речевого поведения, послужил мотивировочным основанием характеристики внутреннего мира человека. Таким образом, оцениваемая по физическим параметрам громкая речь, по сравнению с непонятной и нечеткой, представляется понятной и воспринимаемой, но в метафорическом выражении громкость не фиксируется оценочно положительными коннотациями. Действительно, хотя громкий голос хорошо слышен и чаще всего понятен, его этическая оценка в условиях нормального диалога нередко отрицательная (не случайно такие слова, как громовой, громкоголосый имеют переносное значение «чрезмерно торжественный, высокопарный», а негромкая, интимно звучащая речь в сознании людей чаще всего стереотипно ассоциируется с уважением, смирением, покаянием). В этом же ряду можно рассматривать наименования поведения человека с исходным значением смеха. Смех, как акустически воспринимаемое проявление человека, также информативен и соотносим с поведенческими характеристиками. Анализируемый материал показал, что глаголы со значением смеха в метафорическом переосмыслении насыщаются оценочными коннотациями, при этом актуализируемым признаком при метафорическом переносе является нарушение акустической нормы - силы звучания. Например: гагарить1 «сильно, заливисто смеяться» и гагарить2 «бродить, болтаться без дела» (Вят.). Как уже было отмечено, громкость речи в народном сознании чаще всего маркируется оценочными коннотациями. Поэтому по отношению к действиям человека исходная семантика глаголов, где мотивирующими признаками выступают звуковые отклонения, выступает основанием для этически негативной оценки. Таким образом, можно говорить, что в метафоре оценочное значение удваивается, поскольку уже актуализировано в исходном. По отношению к семантике исходных значений - сфере речи - признаки человеческого поведения являются релевантными, а звуковые и поведенческие параметры взаимопроницаемыми. Ср.: галунить1 «сильно смеяться» и галунить2 «делать что-либо непристойное» (Волог., Вят.); голяндать1 «громко смеяться» и голяндать2 «проказничать, издеваться над кем-либо» (Олон.); галанить1 «шутить или говорить пустяки, обычно громко смеясь» и галанить2 «заниматься обманом, плутовством» (Волог., Олон., Арх.); гальник1 «шутник, зубоскал, озорник» и гальник2 «тот, кто ведет себя непристойно» (Онеж.): Еще бы ему, подлецу, гальнику, пуще бока намять - чужих баб дай ему хватать! Как можно убедиться, в основе отрицательной оценки человека, нарушающего поведенческую норму, - оценка звукового нарушения. Особенности звучащей речи оценочно квалифицируют передаваемое состояние, придают метафорическому значению аксиологическую или экспрессивно-стилистическую окраску. Следующей важной звуковой характеристикой в восприятии речи является динамика, темп речи. При этом убыстренность или замедленность темпа воспринимается как нарушение речевой эффективности, что лежит в основе этически отрицательной оценки при метафорическом переносе. Например, выщелкивать1 «говорить быстро, бойко, задиристо» и выщелкивать2 «бить, колотить кого-либо»; вякать1 «говорить медленно, повторяя одно и то же» и вякать2 «медленно, неохотно делать что-либо» (Влад.). Следует отметить, что негативно в народном сознании воспринимается любое проявление намеренности, неестественности. Так, через речевую характеристику в исходном значении: вытвораживать1 «говорить вычурно, высокомерно, манерно» этически оценивается поведение того, кто «делает что-либо нелепое, неожиданное» (вытвораживать2) (Перм., Южн. Сиб.). При этом в исходном значении активизируются значимые для стереотипа пустопорожней речи признаки: намеренное, контролируемое, но пустое по цели действие. Таким образом, наблюдения над метафорической интерпретацией глаголов со значением речи позволяют сделать вывод, что в народном сознании значение «говорить» устойчиво коррелируется со значением «делать», а слово имеет статус дела. В этом смысле значимо этимологическое наблюдение Н.Б. Мечковской, которая говорит о том, что семемы «слово» и «дело»` сумели произрасти из одного праславянского корня *dějati – «делать, ставить, класть, говорить». Значение «слово» развилось из «поставить-положить». Эта семантическая двойственность - живое явление в чешском, словенском языках [2]. При анализе механизмов метафорического переосмысления сферы человеческой деятельности, поступков через особенности звучащей речи можно наблюдать следующее: лексемы, описывающие способ говорения, в исходных значениях, помимо дескриптивных компонентов, содержат оценочные, при этом параметрическая оценочность звучащей речи коррелируется с этической оценкой, выраженной в метафоре; спецификация способа говорения (в исходных значениях) может касаться собственно акустических аспектов: силы звучания, динамики, отчетливости; нарушение формальной стороны речи воспринимается как нарушение содержания и метафорически интерпретирует поступки и поведение человека. Литература: 1. Лосев А.Ф. Философия имени. - М.,1986. 2. Мечковская Н.Б. Метаязыковые глаголы в исторической перспективе // Язык о языке. - М., 2000.