«Незакадычные друзья… отправились делить свою последнюю девицу»… - редактор запнулся, и его светлые пушистые брови в скорбном недоумении поползли наверх. Он перевернул страницу, словно надеясь увидеть пояснение на обороте, и поднял глаза на гордо откинувшегося в кресле Леонида. — Это что такое? — слабым голосом вопросил он. — Это — перевод? — Это очень хороший перевод, — обиделся Леонид и подобрал губы, собрав их в тонкую ниточку. Редактор потряс пухлой пачкой листов перед его носом: — Это перевод? «Девушка улыбнулась тонко и стройно»! Это перевод? — Перевод! – упорствовал Леонид. — Я передал иронию! Это — тонко! Редактор шумно выдохнул и уселся в кресло. Он на секунду зажмурился, откинул го-лову и посмотрел на потолок. — Так-так… Русский язык, насколько я помню, тебе родной? Леонид с трудом выбрался из кресла и потянул пачку листов из рук редактора, ос-корбленно сопя. Тот отдал ее, не сопротивляясь, и сложил пухлые ручки на груди: — Сволочь ты, Леня! — грустно резюмировал он. — Пошел вон! — Я так и знал, что вы не оцените! — возмутился Леонид. — Что ж. Я был к этому го-тов! Вам же хуже, вот! Давно хотел вам сказать. Я открываю свое издательство! Чтоб вы знали! Читатели рассудят, перевод это, или не перевод. — Не злись, Леня, — продолжая смотреть в потолок, меланхолично ответил редактор. — Лучше улыбнись стройно! Не слушая, как Леонид нес свое шумное негодование по коридору, редактор грустно размышлял о том, что три месяца потеряны зря, что перевод чудесного психологического детектива Бэйтса, который должен был принести издательству так необходимые сейчас деньги, придется отложить еще на три месяца, и за это время их запросто могут вы-селить из замечательного офиса в центре города. Он попробовал было представить се-бе, что он задержит выплату зарплаты сотрудникам, и его губы невольно сложились в привычное: «Сволочь ты, Леня!». Сволочь Леня был сыном начальника налоговой инспекции города. Поэтому последст-вия Лениного перевода были вдвойне ужасны: с налоговой инспекцией редактор про-блем иметь категорически не хотел. Рука редактора потянулась к телефонной трубке и замерла. Звонить замечательной переводчице, которая была отвергнута из-за сволочи Лени, было совестно. Переводчица была молода, скромна, хороша собой, и взгляд ее был по-детски обиженным и незащи-щенным. Она уже перевела для издательства один роман, и на деньги от публикации молодое издательство просуществовало безбедно полгода, пока сволочь Леня, вместо незаслуженно отвергнутой Танечки, кропал своих «незакадычных друзей». Реактор шумно вздохнул и набрал номер. — Танечка, мне невероятно стыдно, я очень виноват, только вы можете меня понять, - завел он. Если бы у него был хвост — как бы он сейчас им вилял! По опыту он знал, что ничто так не сближает, как сетования по поводу других людей – разумеется, злых и не-хороших. — Я вынужден был… скрепя сердце, слышите, Танечка? Просто скрепя сердце изме-нить вам. И вот я снова у ваших ног. Выручите? Ведь перевод, в общем-то уже есть. Правда, — замялся редактор, — по нему трудно судить, что хотел сказать автор… — Вот еще, — возмущенно сказала Танечка. — И смотреть даже в него не буду! Буду переводить заново. — Отлично! Умница! — восхитился редактор. — Мне так неудобно, что я позволил се-бе, так сказать, усомниться… отвернуться… — Это легко исправить, - сказала по-детски беззащитная Танечка, и назвала такую сумму гонорара, от которой у редактора потемнело в глазах.. Он положил трубку и некоторое время безмолвно шевелил губами. Гонорар он пообе-щал, с трудом уговорив ее, что треть он заплатит только с продаж. Танечка покапризни-чала, но поняв, что в противном случае она не получит заказ, неохотно согласилась. Редактор был довольно юн, пухл и белес. При огромном интеллекте и безупречном литературном вкусе он был трусоват и нерешителен, что не давало развиваться его из-дательскому делу так, как хотелось бы ему, а еще больше хотелось бы его сотрудникам. На сердце у редактора было тревожно и смутно. Но за окнами бушевал июль, и Ирка Громова согласилось поехать с ним на дачу! До самой середины следующего дня, которые редактор с трудом решился оторвать от сво-его бизнеса. Вообще с девушками у редактора были определенные проблемы. Ему нравились то-ненькие и юные, с нежным профилем и светлыми длинными волосами – желательно, распущенными. Еще к этому должны были прилагаться округлые бедра, по сравнению с которыми талия должна казаться неправдоподобно тонкой. Еще они должны быть поры-висты, романтичны, смотреть на него с обожанием, быть легкими на подъем, иметь гос-теприимную маму, которая любит кормить гостей. Впрочем, готовить может и девушка, лишь бы мама проявляла при этом полную щедрость и гостеприимство. При этом редактора очень обижало, что девушкам преимущественно нравились стройные мужественные парни, желательно блондины, с узкими бедрами, по сравнению с которыми торс должен казаться мощным, и иметь достаточно средств, чтобы быть щедрыми. Уметь готовить стройным блондинам было необязательно, поскольку они должны были водить девушку в ресторан. Всем этим качествам редактор мог противопоставить только мощный интеллект, и, как было сказано выше, безупречный литературный вкус. Ирка Громова, надо было отдать ей справедливость, была стройна. С волосами и по-рывистостью у нее тоже было все в порядке. Порывистость у Ирки даже перехлестывала через край. Проблемы у Ирки были с обожанием, которое никак не угадывалось в ее взгляде, устремленном на редактора. Не было обожания и у ее мамы, которая, если и любила кормить гостей, то тщательно это от редактора скрывала. Поэтому каждая встреча, которой с трудом добивался от Ирки редактор, имела осо-бенный привкус, потому что каждое ее мгновение было на вес золота. Ирку вполне уст-раивало обожание, которое сквозило в каждом взгляде редактора, устремленном на нее, а также его мощный интеллект. У самой Ирки с интеллектом было все с порядке, поэтому иногда она готова была простить парню некоторую пухловатость, если с ним было о чем поговорить. Редактор крикнул секретарше, что он придет завтра после обеда, и вышел на улицу. Вернее, во двор, потому что вход в его редакцию, как, впрочем, и выход, был из неболь-шого двора в центре Москвы, и, чтобы добраться до улицы, надо было пройти еще через несколько дворов, соединенных арками. Это было неудобно, потому что машина через арки проходила, но существовала опасность не вписаться в них, поэтому его старенькую Ауди приходилось оставлять на улице. Ауди, как всегда, послушно завелась, и редактор покатил в сторону Новогиреева. Подъезжая к Терлецким прудам, он издали увидел бегущую Ирку, которая торопилась к месту встречи. Он опустил окно и стал усиленно махать ей рукой. Ирка начала открывать дверцу, не дожидаясь, пока машина остановится. — Костик, привет! — бодро сказала она, загружая в машину объемистую сумку. — Ты напрасно столько наготовила! — обрадовано сказал Костик. — Там у меня ос-тавались макароны и тушенка. — Вообще-то это не тебе, — немного смутилась Ирина. — это надо завезти по дороге деду. — А что там? — поинтересовался Костик. — Еда, — объяснила Ирка. — Мама обнаружила вчера, что у деда пустой холодиль-ник, ну и наготовила ему. — А сам он не может? — Не-а. Сам никогда толком не поест, — ладно, если хлеб у него где-то заваляется. И полуфабрикаты какие-нибудь, — беззаботно сказала Ирка. — Ага, — сказал Костик, и на некоторое время замолчал. Заброшенный полуголодный дед его немного смутил,— все же хотелось в своей девушке видеть немного больше за-боты о ближнем. Потом он подумал, что заботу все-таки должна проявлять Иркина мать, поскольку Иркин дед приходится ей родным отцом, и повеселел. По дороге он рассказал ей про «незакадычных друзей», и Ирка хохотала от души. — Поднимешься со мной? — предложила она, когда они подъехали к белой мно-гоэтажке. — Да неудобно беспокоить. — Брось-ка. Идем, познакомлю с дедом. Костик неохотно вылез из машины. Перспектива общаться с несчастным, одиноким стариком его смущала, — в таких случаях, наверное, надо что-то говорить, но что – этого Костик, несмотря на мощный интеллект, никогда не знал. За дверью слышались чьи-то голоса и мужской громкий хохот. — Дед, открывай, — забарабанила Ирка в дверь. — Надеюсь, с ним ничего не случилось, — озабоченно проговорил Костик. Дверь распахнулась, и Костик уставился на атлетического сложения мужчину в джин-сах и клетчатой рубашке. Седые волосы были аккуратно расчесаны на пробор, он при-ветливо посмотрел на Ирку, и вокруг его глаз разбежались добрые морщинки. — О, солнце мое, — пропел он, глядя на Ирку. — Заходи. Костик оторопел. — Вы — дедушка? — уточнил он. Мужчина иронично поднял брови и заявил: — Тот, кто скажет, что я — бабушка, здорово ошибется.
|