Хотя
промежуточные образования располагаются между самыми различными классами
единиц, можно говорить об общей для всех них коллизии, состоящей в утрате соответствия
между фор<173>мой и содержанием, между функцией и структурным типом. Причина
появления промежуточных образований заключается не только в постепенности
языковой эволюции, но и в том, что форма и функция языковых элементов
изменяются с разной скоростью. Устойчивость грамматической структуры сильнее,
чем устойчивость грамматической функции, вследствие чего функциональные
преобразования происходят обычно быстрее, чем изменения формальные. Язык, по
замечанию О. Мандельштама, «одновременно и скороход и черепаха» (О.
Мандельштам. О природе слова. Харьков, 1922, стр. 7). Таким образом, одной из
постоянных характеристик естественных языков является присутствие в них
сдвигов между формой и функцией структурных элементов. Так, идиоматизуясь,
словосочетание становится функциональным эквивалентом слова. Однако оно
продолжает члениться на грамматически раздельные слова. Такие названия цветов,
как анютины глазки, кукушкины слезки,
львиный зев и куриная слепота
ничем функционально не отличаются от таких названий растений, как подсолнечник, подорожник, столетник и одуванчик. Но морфологическая структура
первых остается неслитной, двучленной.
Как
всякий организм, язык, эволюционируя, остается функционально тождественным
самому себе. В этом отношении его уместно противопоставить семиотике искусств.
Смена выразительных средств в искусстве может происходить в иных случаях резко
и решительно, так что члены общества перестают понимать его язык. Появление
новых течений в живописи и поэзии нередко обрывает коммуникацию между
художником и зрителем, поэтом и слушателем до тех пор, пока аудитория не
научится соотносить знак с явлением. Еще и сейчас широкая публика не принимает
язык Пикассо и Леже, Врубеля и Сарьяна. Это, однако, вызывает лишь споры в
выставочных залах, но не нарушает нормальной жизни общества, не ведет его к
краху, подобному тому, который, согласно преданию, последовал за
строительством вавилонской башни.
Специфические
свойства языка как семиотической системы создаются не только благодаря его
особой роли в обществе, его непосредственной связи с мышлением, сознанием,
эмоциями, эстетическими вкусами и деятельностью человека, но также вследствие
того, что развитие языка, непрерывное и стихийное, не поддающееся контролю и
планированию, загадочное и неравномерное,<170> постоянно меняет в языке
распределение семиотических связей. Новые функциональные отношения
накладываются на старые, сосуществуют с ними или постепенно их изживают.
Оценивая эволюцию языка с точки зрения знаковой теории, Ф. де Соссюр подчеркивал,
что «каковы бы то ни были факторы изменяемости, действуют ли они изолированно
или комбинированно, они всегда приводят ксдвигу отношений между означающими и
означаемыми» (курсив Соссюра), и далее: «Неизбежность подобных смещений
усугубляется и предопределяется тем, что язык по природе своей бессилен обороняться
против факторов, постоянно передвигающих взаимоотношениями означаемого и
означающего знака» [8, 84].
Из
всего, что было сказано, следует, что разделяемая многими лингвистами идея о
существовании в языке единиц различных уровней (различных знаковых единиц
переменной степени сложности, означающие и означаемые которых разлагаются на
односторонние единицы выражения и содержания) вскрывает весьма существенные и
специфические особенности его структурной организации [1; 2; 8; 15; 33; 40; 41;
46; 47; 49; 58; 61; 64; 76]. Неслучайно высказывалосьмнение о том, что многоуровневое строение
языковой системы может иметь силу критерия для того, чтобы считать
зна<156>ковую систему «языком» (независимо от того, называется она так
или нет) или полным его изоморфом (ср. в особенности [40]).
Переходя
теперь к характеристике естественного человеческого языка с точки зрения его структурной организации, заметим, что среди
всех перечисленных выше особенностей языка, характеризующих его с точки зрения
предусматриваемых языковым кодом сигналов и сообщений, принципиальная безграничность
ноэтического поля языка (и связанная с этим неограниченная способность к
бесконечному развитию и модификациям) представляется наиболее существенным
качеством, присущим любому известному или неизвестному нам языку,
заслуживающему этого названия. Поэтому кажется целесообразным использовать это
необходимое — и притом специфическое — свойство в каче<152>стве критерия
для определения существенности тех эмпирически выделенных признаков структурной
организации языковой системы, которые были обнаружены лингвистической наукой в
процессе наблюдения над конкретными языками, т. е., другими словами, оценивать
универсальность и релевантность каждого признака именно с точки зрения его
соответствия этой априорно приписанной нами языку особенности, ибо, как
отмечал еще Матезиус, «общие потребности выражения и коммуникации, свойственные
всему человечеству, являются единственным общим знаменателем, к которому можно
свести выразительные и коммуникативные средства, различающиеся в каждом языке»
[17, 226].
Тип
отношения между материальной формой знака и обозначаемым им объектом послужил
основанием для классификации знаков, предложенной одним из пионеров семиотики
американским философом и психологом Ч. С. Пирсом. Пирс выделял три основных
типа знаков в зависимости от характера связи с обозначаемыми объектами: 1)
знаки-индикаторы, или «индексы», 2) «иконы» и 3) «символы». «Индекс» связан с
объектом, на который он «указывает»,
отношением фактической, естественной смежности, «иконический знак» связан с «изображаемым» объектом отношением
естественного сходства и, наконец, «символ» характеризуется отсутствием
необходимой естественной связи с обозначаемым объектом. Связь между означающим
и означаемым символа основана на произвольной, конвенциональной смежности.
Таким образом, структура символов и индексов подразумевает отношение смежности
(искусственного характера — в первом случае, естественного — во втором), в то
время как сущность иконических знаков составляет сходство с изображаемым объектом. С другой стороны, индексы
представляют собой единственный тип знаков, употребление которых с
необходимостью предполагает актуальное соприсутствие соответствующего объекта,
и по этому признаку они противопоставлены как символическим, так и иконическим
знакам, связь которых с обозначаемым объектом имеет замещающий характер.
Признаки,
характеризующие знаки с точки зрения содержания передаваемых сообщений, лежат
в основе существующих функциональных классификаций знаков. Большинство из них
восходит к классификации, предложенной австрийским психологом К. Бюлером,
который выделял — в зависимости от того, какой из трех основных элементов
коммуникации (отправитель, адресат или сам предмет сообщения) находится на
первом плане — три категории знаков: «симптомы», т. е. знаки, имеющие
экспрессивную функцию и выражающие «внутреннюю сущность посылающего»,
«сигналы», т. е. знаки, имеющие апеллятивную функцию «в силу своего обращения к
слушающему, внешнее и внутреннее поведение которого ими направляется», и,
наконец, «символы», т. е. знаки, имеющие репрезентативную функцию «в силу своей
ориентации на предметы и материальное содержание» [4, 26].
Субстанциональная характеристика плана выражения имеет в виду физическую природу
передаваемых сигналов19, т. е.
признак, характеризующий сам канал информации20.
Если отвлечься от возможности существования таких особых способов человеческого
общения, которые не связаны с пятью органами<141> чувств21 (ср. возникший в последнее время
интерес к проблеме телепатического общения), можно констатировать, что принципиально
возможно разделение знаков на пять типов в зависимости от способа их
восприятие при помощи слуха, зрения, осязания (ср. Брайлевский алфавит для
слепых), обоняния (типичным знаком этого рода, используемым в человеческом
обществе, является запах этилмеркаптана, который употребляется в шахтах в
качестве предостерегающего сигнала для шахтеров; ср. семиотическую
интерпретацию некоторых других примеров использования запахов в [11; 73]),
вкуса (возможность использования в человеческом обществе вкусовых сигналов
является скорее теоретической, чем практической; ср., впрочем, не вполне
бесспорные примеры в [11]). Знаки двух наиболее важных для человека типов,
слуховые и зрительные22, могут
быть подвергнуты дальнейшей классификации в зависимости от способа
производства знаков. Так, некоторые исследователи выделяют вокально-слуховые и
инструментально-слуховые знаки, а также (среди зрительных, а иногда и среди слуховых)
— преходящие, т. е. исчезающие сразу же после возникновения, и продолжительные
знаки, которые, возникнув, сохраняются определенное время (см. [62], откуда мы
заимствуем некоторые примеры).
19 Под сигналами здесь понимаются (вслед за Л.
Прието и Э. Бейссансом) конкретные сущности плана выражения, являющиеся членами
классов конкретных сущностей, т. е. абстрактных единиц плана выражения,
называемых означающими. Сигналы
соотносятся с сообщениями,
представляющими собой аналогичные конкретные единицы плана содержания, которые
являются членами классовсообщений, т. е. абстрактных единиц плана
содержания, называемых означаемыми (определение этих понятий см. в [68]).
20 Классификация средств коммуникации, применяемых в человеческом обществе,
основанная на данном признаке, предлагается, например, в [11].
21 Впрочем, сейчас
ученые все менее и менее склонны считать, как это было принято раньше, что
чувств, имеющихся у человека, всего пять [13, 8].
22 К знакам,
воспринимаемым при помощи слуха и зрения, можно отнести слуховые и зрительные
сигналы, передаваемые при помощи средств телекоммуникации (телефон, радио,
телеграф и т. п.), хотя на определенных стадиях передачи знаков они и не
воспринимаются непосредственно человеческими чувствами.
Определение
языка как средства коммуникации, представляющего собой систему знаков, которое
после Соссюра стало общепринятым среди лингвистов, не дает критерия, по
которому можно было бы отличить язык от других семиотических систем. Напротив,
оно подразумевает, что любая коммуникативная система знаков может называться
«языком», так что приведенное выше определение относится, собственно, ко всякой
семиотической системе. В то же время Соссюр был первым из лингвистов, кто провозгласил
необходимость создания семиологии — общей науки, изучающей знаковые системы.
Здесь наблюдается определенное противоречие, на которое обратил внимание Ж.
Мунен [64]: если всякая система знаков является «языком» и если лингвистика —
это наука о языке, то, по определению, семиология не может существовать как
отдельная наука; в то же время, в силу того, что человеческие языки
представляют собой лишь специальный вид знаковых систем (важнейший из этих
систем, как пишет Соссюр), человеческие языки должны изучаться отдельно от
других семиотических систем и наряду с методами, определяемыми свойствами,
общими для языка и других систем знаков, использоваться методы, определяемые
специфическими свойствами языка.
При
определении знаковой сущности слова необходимо принимать во внимание ту
прочную и неразрывную связь между внешней (звуковой) и внутренней (смысловой)
сторонами, которая является определяющим моментом не только для существования
и функционирования самого словесного знака, но также необходима для
возникновения и закрепления в языке его новых значений14.
Несмотря на прочное единство формального и содержательного в<128> слове,
между его внешней и внутренней сторонами нет полного параллелизма, т. е.
однозначного соответствия одного другому; кроме того, это единство не
абсолютно, а относительно, т. е. может быть нарушено.
14 А. И. Смирницкий
писал в этой связи, что «материальная языковая оболочка постольку и является
звуковой оболочкой, поскольку она наполнена смысловым содержанием; без него она
уже не есть явление языка» [51, 87].
