Паросенок развил немыслимую скорость: Петропавел даже удивился, когда увидел, что — взмыленный и задыхающийся — их все‑таки догнал Гном Небесный: он молча сунул ему в руку какую‑то бумажку и сразу же безнадежно отстал. «Следить за тобой прекращаю, — было написано там, — невозможно угнаться. Гном…»

Ледяная пустыня кончилась гораздо более внезапно, чем началась: Петропавел и дошел‑то всего‑навсего до горизонта, а за ним сразу открылось летнее поле, у обочины которого он увидел маленькую упитанную рыбку. Рыбка была обута.

Пока Петропавел соображал, какая из волн спасительная, одна волна накрыла его с головой, и, вспомнив о том, что он смертен, бедняга даже глупо выкрикнул в пространство: «Спасите!» — но, как ни странно, получил ответ. — Не шуми, — сказали ему, — и так ничего не слышно. — Спасите! — шепотом повторил он, хотя, может быть, из‑за волн вокруг никого видно не было.

Итак, дом Смежной Королевы исчез из поля его зрения, но в тот же миг это поле погрузилось в полную тьму, как будто кто‑то огромный заслонил солнце. «Спящая Уродина проснулась сама!» ‑ужаснулся Петропавел, живо представив себе страшные последствия такого пробуждения. Через некоторое время туча сфокусировалась в подобие облика — и вот уже перед Петропавлом вверх ногами предстало еще одно в высшей степени странно одетое существо.

В ту же секунду Петропавел упал лицом вниз, не успев даже сообразить, что произошло, но почуяв недоброе. И действительно: его принялись чем‑то охаживать по спине. Это было совсем не больно, но причиняло беспокойство неприятного характера. Петропавел пару раз вскрикнул, — скорее, для порядка — и услышал: «Не ори; не дама!», причем голос был детский. Петропавла явно с трудом перевернули лицом кверху. Перед ним стоял златокудрый мальчонка лет пяти с черной' повязкой на одном глазу и приветливо улыбался. Это он накинул на Петропавла лассо. Длинная розга валялась рядом. Ребенок держался за рукоять огромного ножа, воткнутого в землю неподалеку.

Петропавел в новеньком спортивном костюме шел бодро и в сердце своем громил Пластилина Мира. Человек не бывает тем же самым и другим. Ничто не может быть одновременно так и эдак. На один и тот же вопрос нельзя ответить «да» и «нет» сразу. Это абсурд. Дорога круто повернула вправо, когда в конце ее Петропавел увидел движущуюся точку. Следя за движением, он, как ни странно, все не мог понять, большое удаляется или маленькое приближается.

Постояв на опустевшей ЧАСТНОЙ ПОЛЯНЕ, Петропавел вздохнул и отправился в направлении ИГОРНОГО МАССИВА. На склоне ближайшей из гор примостился ухоженный домик. Над дверью висел колокольчик, а на маленькой медной табличке у входа было написано: «Пластилин Мира. Звонить 126 раз». Петропавел вздохнул и принялся названивать. Раза два он сбивался и начинал сначала, но на третий раз постарался быть внимательнее и, аккуратно считая звонки, прозвонил ровно столько, сколько нужно. На сто двадцать шестой звонок — не раньше! — дверь распахнулась, и перед Петропавлом предстал толстенький человечек без возраста с радушием на лице.

Одному моему знакомому очень не нравилась сказка «Курочка ряба». Он не понимал ее. Поступки героев этой сказки казались ему дикими выходками. Рассуждал он примерно так. «Жили себе дед да баба. Была у них курочка ряба» — это нормально: деды и бабы действительно живут на свете, и у них обычно водится какая‑нибудь живность. «Снесла курочка яичко — яичко не простое, а золотое» — что же, предположим. Примем это как допущение… А вот дальше… Дальше начинаются совершенно не мотивированные действия героев. Посудите сами: «Дед бил, бил — не разбил». Зачем, спрашивается, он это яичко бил, если понял, что оно золотое? Золотые яйца не бьются — каждому ясно. «Баба била, била — не разбила» — экая глупая баба! Мало ей, что яйцо золотое, так ее и печальный пример деда ни в чем не убедил… Идем дальше: «Мышка бежала, хвостиком махнула — яичко упало и разбилось». Как же оно, интересно, разбилось, когда золотые яйца (см. выше) не бьются?